---------------------------------------------------------------
© Copyright Александр Гейман, 1999
Email: [email protected]
Date: 8 Feb 2000
---------------------------------------------------------------
Траурные флаги висели на шестах по всему Некитаю - страна скорбела о
пропаже последнего французского святого. А в том, что доблестный аббат
Крюшон тоже был святым вестником Шамбалы, ни у кого сомнения не было.
Возможно, святость его и не дотягивала до незапятнанного сияния графа Артуа
- сей святой граф прошел по юдоли грехов наших даже не заметив их. Он не
только ни разу не онанировал - он даже не сознавал этого. За аббатом же
водились кое-какие грешки - например, он так и не измазал трон императора
соплями, хотя в этом состоял его долг пастыря и христианского вероучителя.
Но никакого сомнения, что миссионерский подвиг, сотворенный праведным
аббатом, полностью очистил его и искупил все случайные прегрешения, которым
все мы, смертные, увы, иногда подпадаем. Ведь сколько аббат прожил в
Некитае? Всего ничего - то ли полгода, то ли еще меньше. А сколько праведных
трудов совершил? Великое множество. И ведь не остался, чтобы тщеславно
насладиться плодами проповеди своей,- нет, аббат сотворил благочестивый
посев и, дождавшись первых плодов, скромно удалился, оставив питомцам своим
вкусить сладость жатвы. Наставил Сюй Женя и Тяо Бина сигать ради святой
истины в купель с поросячьей мочой - и удалился. Чудотворно даровал де
Перастини когтеходство по вере его - и ушел. Посадил Пфлюгена и Тапкина
распевать в харчевне народную песню "Дрочилка Артуа" - и ушел. Отстегал
членом по башке Блудного Беса на Заколдованном перевале - и слинял. Раздавил
как клопов резидентуру Бисмарка - и удрал. Пресек отток некитайского семени
из родной земли - и сконал. Зашухерил всю малину - и похилял. Поломал кайф
кентам - и слинял. Навонял как хорек под нос всей столице - и скололался к
хренам... Святой человек, колбаса мой сентябрь!.. килда с ушами!..
Когда император узнал, какой шмон навел в Неннаме аббат Крюшон и как
бесследно исчез впоследствии, владыка чрезвычайно расстроился.
- Да что же это такое,- жаловался он супруге и двору,- только завелся
один святой - сбежал, второго прикормили - и опять сбежал! Ну почему, почему
у нас не задерживаются святые? Хоть бы,- горько вздыхал император,- трон
соплями напоследок измазал - так и то побрезговал! Эх!
Почему-то государя это удручало больше всего. Напрасно придворные хором
уверяли императора, что его обиды и подозрения беспочвенны. Де Перастини
божился, что устав ордена иезуитов строжайше запрещает иезуитам, особенно
французским, мазать сопли на трон, особенно некитайский. Но император ничего
не хотел слушать. Он усматривал в этом жесте аббата, а вернее - в отсутствии
оного, пренебрежение к своему престолу и роптал:
- Вишь, какие мы гордые! Я, дескать на вашу дикую страну и сморкать не
хочу! Ну, правильно, он святой, а мы тут додики все... Так ты хоть из
вежливости прикинься... Вон граф - только приехал, а сразу же сиденье в
столовой обмазал, а небось, он архат еще почище аббата... килда с ушами!..
На самом же деле аббат не обсморкал трон единственно из-за простой
рассеянности, а кроме того он еще предполагал вернуться в Некитай и
наверстать упущенное. Но, как водится, владыка Некитая приписывал все злому
умыслу и продолжал обижаться. Соболезнуя печали обожаемого властелина, Гу
Жуй решился сам пробраться ночью в тронный зал и обмазал сиденье трона
добрым литром соплевидного гоголя-моголя. Государя уверили, что это сделал
лично аббат, якобы тайно вернувшийся в Некитай исключительно с этой целью.
- Ну, а где ж он сам? - спросил император, не осмеливаясь еще поверить
благой вести.
- Таинственно скрылся этой же ночью,- солгали императору. - Обсморкал
престол - и слинял! Килда с ушами!
- Колбаса мой сентябрь! - возликовал император.
Государь до того обрадовался, что немедля побежал на батут и прыгал на
нем до усрачки, а потом и до полной усрачки. Затем, несколько успокоившись,
император прошел во дворцовый сад, забрался на ветку груши и принялся
онанировать прямо в форточку окна комнаты, что занимала мадемуазель Куку,
вторая фрейлина его супруги. С престарелой девицей случилось от этого
нервное расстройство - она бегала и всем рассказывала то про кобру на ветке,
которая плюнула ей в окно ядом, то про Шелока Хомса, который якобы пытался
проникнуть в ее апартаменты. Хуже того, с этого дня ей стал повсюду
мерещиться заколдованный онанист. Над девицей Куку сначала посмеивались,
однако, вскоре и другим во время прогулок по саду стал попадаться этот
загадочный незнакомец - по примеру неистового короля Луи он сидел,
приспустив штаны, где-нибудь на ветке и с диким гиканьем сигал вниз и
скрывался в кустах. Доложили императору.
- Уж не святый ли граф Артуа к нам вернулся? - радостно изумилась -
верней, изумленно обрадовалась царственная чета. - Найдите же, найдите его!
Заколдованного онаниста ловили после этого все кому не лень, и он
каждый день попадался, но все время не тот, кто на самом деле. Конечно, все
знали, кто на самом деле развлекается в императорском саду, но делали вид,
что не узнают и не могут поймать его, желая сделать приятное императору.
Государь тоже догадывался о том, что придворные ему подыгрывают, однако
продолжал эту мистификацию - уж очень была отрадна мысль, будто к нему
вернулся бесценный друг святой граф Артуа.
Как-то раз император стоял, прислонившись к большой яблоне и
прикидывал, как ему забраться на ветку, что протянулась к окну апартаментов
супруги гов.маршала. "Она выглянет в окно - кто это там трепыхается, а я как
засвищу молодецким посвистом! да как рявкну: проснись, мужик! ты серешь!!! -
небось, обоссытся со страху, дуреха!.. А гов.маршал-то ее, небось, после
этого на карачках ко мне приползет, прощения просить будет",- сосредоточенно
размышлял государь.
Он не любил гов.маршала - тот не говорил ни на одном европейском языке
да и вообще был глухонемым назло своему государю. Дело, над которым сейчас
размышлял повелитель Некитая, было, казалось, заурядным, одним из множества
тех мелких государственных вопросов, что император каждый день решал в
рабочем порядке. Но император не привык предоставлять на волю случая ни
одного, самого мелкого вопроса, и теперь обдумывал свой план с той
тщательностью и собранностью, что его во всем отличали. Проявляя
свойственную ему государственную прозорливость, император проработал каждую
деталь своего костюма, наличие или отсутствие при себе альпенштока,
мыльницы, а также набора порнографических открыток, подаренных при
расставании благочестивым аббатом Крюшоном. Теперь государь размышлял, каким
звуком заставить гов.маршальшу выглянуть из окна - поблеять или похрюкать
вначале.
Император уже склонялся к тому, чтобы воспользоваться манком птицелова
и изобразить соловья, и в этот момент его окликнули.
- Эй, лысый! - громко звал кто-то из кустов.
Император посмотрел и увидел сквозь ветки чью-то руку, настойчиво
делающую ему знаки приблизиться.
- Лысый! - свирепо повторился призыв. - Оглох, что ли? А ну, иди сюда,
пока тебя не отжали!
Государю стало как-то не по себе и даже просто боязно. Он опасливо
подошел ближе, и тут рука, высунувшись из зарослей, втащила его в кусты.
Государь увидел перед собой двух подозрительных субъектов, наружности не то
что свирепой, но воровской. Урка, втащивший государя за шиворот, строго
выговорил ему:
- Ты че, кент, тебе сто раз повторять, в натуре? Щас как вколю
моргушник!
И оскалившись, мужик воровского вида согнул кисть и руку,
приготовившись покарать ослушника.
- Да ладно тебе, Фубрик,- вступился второй. - Он на правое ухо тугой, я
точно знаю. Точно, лысый? - громко спросил напарник Фубрика, кося глазом.
- А? - сам не зная, зачем он это делает, громко переспросил император.
- Ну, я че говорил,- сплюнул второй.
- Тьфу ты,- сморщился Фубрик. - Слушай, Жомка, на хрена нам этот
глухарь, ну его, найдем другого фраера.
- Да не, ты че,- возразил Жомка. - Он нам во как поможет, правда,
лысый? Поможешь?
- Ага, ага,- закивал император, соглашаясь. Он не знал, о чем ведут
речь эти двое, но видел, что Жомка к нему добр и защищает его от грубостей
своего товарища. Поэтому император решил всячески угождать и во всем
соглашаться с Жомкой - не из выгоды или от страха, а из-за желания сохранить
симпатию человека, столь к нему расположенного.
- Ты записку-то получил? - спросил меж тем Фубрик.
- Получил, конечно,- отвечал за него Жомка. - А то чего бы он сюда
приперся!
- А, да, да,- подтвердил император.
- Так какого же хрена ты опоздал? - нахмурился Фубрик. - Мы полчаса
стоим ждем, в натуре.
- Да я... тут... - начал оправдываться император. - Я хотел сначала на
дерево залезть, а тут вы...
- Козел,- заметил на это Фубрик и влепил-таки государю пребольный
моргушник. - По дереву не годится, понял?
"Понял" у него получилось как "по-ал". Фубрик продолжал наставление:
- Нас там живо засекут, по-ал? Еще раз увижу, что ты на дерево лезешь,
я тебе так вломлю, по-ал? Подземный ход копать надо, придурок.
- А! - сказал император, потирая лоб. - Вон вы как! Здорово придумали!
- Ла, похезали,- оборвал его Фубрик. - Не хрен тут звонить - зашухерят.
Император пошел за этими двумя, решив им ни в чем не перечить. Государь
уже "по-ал", что его новые приятели приняли его за кого-то другого, видимо,
за какого-то неизвестного им в лицо сообщника. Но он боялся раскрыть Жомке и
Фубрику их ошибку. "Еще отожмут тут в кустах или заставят с крыши прыгать
как Сюй Женя и Тяо Бина",- испуганно думал император.
Они обошли полдворца, хоронясь за кустами, и наконец Жомка сказал:
- Все, мужика, приехали.
Урка показывал на полузасыпанный вход в один из погребов в дальней
части дворца. Эта часть сада посещалась редко, а во флигеле были разные
помещения, которые когда-то для чего-то понадобились, но сейчас в них почти
не заглядывали. Место было на отшибе, и если Фубрик и Жомка действительно
хотели рыть подкоп, то выбрали самый подходящий подвал.
- Ну, мы на разведку сходим,- распорядился Фубрик,- а ты стой тут на
стреме. Свистнешь если что. Свистеть-то хоть умеешь?
- Нет,- признался император, похолодев от страха, что вызовет
неудовольствие блатного.
- Ну что ты за фраер! - скривился Фубрик.
- Я вот так умею делать,- поторопился похвастать император. Он сунул
палец за щеку и звонко чпокнул - звук был такой, будто лопнул бычий пузырь.
- А еще я пукаю очень громко,- добавил он и в доказательство стал
выпердывать "Мурку".
Одной рукой Фубрик зажал себе ноздри, а другой вкатил в
многострадальный лоб государя внушительный моргушник.
- Ты, гондурас! - осерчал урка. - Это наша блатная песня, а ты ее жопой
дуешь, сучара!..
- Лысый, у тебя слуха нет,- заметил и Жомка. - Ты уж лучше чпокни два
раза, если атас будет, усек?
Двое блатных засветили фонарь и нырнули в ход. Император стоял,
прислонившись спиной к стене и с тоской размышлял, как ему поступить. Он
хотел уйти, но боялся. "А вдруг,- конил император,- встретят потом в саду да
напинают или моргушник влепят! Им это запросто". Государь потер лоб - и
вдруг решился бежать прочь. Но в этот самый момент наружу показался Жомка:
- Лысый, ты лопату и лом достать можешь? Нам там разгрести надо.
- А че нет,- небрежно сплюнул император. - Тут у садовника закуток, там
всего навалом.
- Сгоняй по-скорому! - велел Жомка. - Я тута потелепаюсь.
Император ушел в кусты и выбрался на аллею. Ему навстречу попался
какой-то мелкий придворный, влюбленный в своего императора. Император не
знал его имени, но помнил, что тот обожает его, своего государя -
разумеется, все придворные преклонялись перед владыкой, но этот особенно -
он даже нарочно выскоблил у себя на голове такую же лысину. "Ну вот, его и
пошлю за охраной,- подумал государь. - А сам скорее слиняю подальше во
дворец!" Но вместо этого государь неожиданно сам для себя сказал:
- Эй, ты!
- Да, государь! - склонился придворный.
- Ну-ка, сбегай скорей к садовнику в закуток, принеси мне лом и лопату.
Только - никому не слова, по-ал? Ну, живо!
Придворный, кланяясь, попятился и бегом припустил куда было велено.
Вскоре он притащил орудия землекопов.
- Ну, стой здесь,- приказал император. - А за мной не ходи, по-ал? А то
ка-ак влеплю моргушник!..
Он замахнулся лопатой, и придворный испуганно пригнулся. "Боятся
меня",- радостно подумал император. Он снова продрался сквозь кусты и
протянул лом с лопатой Жомке.
- Молоток! - похвалил Жомка, и императору приятно было слышать эту
похвалу своей расторопности.
Государь снова встал у стены, прислонившись спиной. Неожиданно вдалеке
на дорожке показалась парочка фрейлин. Они издали начали кланяться
императору. Государь сделал вид, что не замечает их. "Вот принесло кобыл! -
с досадой подумал он. - Теперь будут гадать, фули я тута стою!" Вдруг его
осенило - император присел на корточки и принялся онанировать. Фрейлины,
тихохочко похихикивая и перешептываясь, прошли мимо - угадывая желания
государя, они тоже сделали вид, будто никого не заметили.
В этот самый миг из лаза выглянул Фубрик и страшно разъярился.
- Лысый! - гаркнул он. - Ты что же это - онанируешь на стреме?!. Вот
тебе, козел!
Он больно-пребольно принялся вколачивать в царственный лоб моргушники и
при этом приговаривал:
- На стреме не онанировать, по-ал?!. По-ал, придурок? На стреме не
онанировать!
- Уйа-уйа-уйа! - возопил император.
- Мужики, что тут у вас? - выбрался к ним Жомка.
- Да вот, козлина,- повел головой в сторону императора Фубрик,-
онанирует на атасе, пидар!
- Ты чего же это? - строго вопросил Жомка и нахмурился. - У нас,
блатных, на стреме никто не онанирует!
- Да я... - стал объяснять император,- я нарочно это! Вижу - бабы
какие-то мимо прутся. Думаю, подозрительно же - стоит мужик, ничего не
делает. Фули ему надо, верно? Думаю, дай-ка я онанировать начну - вроде уже
какое-то занятие - вроде как нарочно отошел в сторонку и... Ну, они и
почапали себе... А то как-то шухерно - че, мол, он стоит тут!
- А, ну, это правильно! - одобрил Жомка, удовлетворившись объяснением.
- Ты, Фубрик, в натуре, зря шмон поднял. Лысый же это воровскую смекалку
проявил, он для конспирации это!
- Ага, ага! - закивал император. - Я всегда для конспирацию онанирую!
- Ну, тогда другое дело,- смягчился и Фубрик. - Хрен с тобой, дрочкай,
только как ты потом палец в рот себе совать будешь для чпока - это я уж не
знаю.
- Я вытеру! - пообещал император. - Бля буду, вытеру!
- Во, вытери, а то зачушишь себя - мы с зачуханными не водимся,-
предостерег Фубрик. - Сразу из блатных выгоним, по-ал?
Они снова ушли на раскопки. Император еще час стоял у стены. Как назло,
придворные будто сговорились - то одного, то другого несло невесть зачем в
заброшенную часть сада. Император уже не отнимал руку от паха, изображая
заколдованного онаниста. Он злобным взглядом провожал сановников и
придворную мелкоту, недоумевая, чего их сюда сегодня всех тащит. К счастью,
у Жомки и Фубрика вышло масло в фонаре, и они выбрались наверх.
- Все, кенты! - провозгласил Фубрик. - Разбегаемся. Лысый! Завтра в это
же время здесь. Смотри, чтоб фараонов не притащил - оглядывайся, когда сюда
пошлепаешь.
- Я че, вчера родился, в натуре? - оскорбился император. - Да я легашей
спиной чую за квартал.
- Я говорил тебе,- вновь вступился Жомка,- клевый фраер!
- Ла, до завтра.
Фубрик и Жомка в ту же секунду будто растворились, только кепка Фубрика
мелькнула где-то в кустах. А император выбрался на аллею и обнаружил
придворного, которого он посылал за лопатой. Государь нахмурился:
- Ты?.. Какого хрена, в натуре, ты тут тыришься?
- Да я, ваше величество,- отвечал придворный, влюбленный в своего
государя,- вы мне наказали стоять здесь, я и стою.
- А,- вспомнил император,- ну, это правильно. Ну, иди, иди покеда...
Придворный кланяясь попятился.
- Будь завтра здесь же в это же время! - внезапно выпалил государь ему
вслед.
"На хрена я ему это сказал?" - недоумевал император всю дорогу до
дворца.
На следующий день, когда император приближался к месту раскопок, за
кустами на соседней дорожке послышались возбужденные, но приглушенные
голоса. Это о чем-то спорили Жомка и Фубрик. Император прислушался:
- Да бля буду,- горячо доказывал Фубрик,- не тот это!..
- Он же лысый, в натуре,- возражал Жомка. - Какого же тебе еще хрена
надо?
- Жомка, ты гляделки-то куда затырил? Кенты говорили - аббат там будет.
А из этого сморчка какой аббат?
- Да хрен ли тебе в аббате,- успокаивал Жомка. - Ну, не святоша - так
еще и лучше, если не аббат.
Император пересрался. "Раскрыли! - с тоской подумал он. - Ну, теперь
хана!" Государь и сам не мог сказать, чего он соизволил испугаться, но ему
было страшно - узнают, что он не тот, и тогда...
На ватных ногах он кое-как дотащился до входа в подвал, и тут как тут
из кустов вынырнули Жомка и Фубрик. Они разглядывали его инквизиторским
взглядом.
- Слышь, лысый,- заговорил Фубрик,- ты что - не аббат, что ли?
Император скорчил рожу посвирепей, чтобы казаться уркой, и свойски
подмигнул:
- Ха, какой я в дупу аббат!
- Лысый, а где аббат? - поинтересовался Жомка.
- Да шухер тут был недавно,- объяснил император. - Аббат пошустрил тут
малость да слинял пока не поздно. Обсморкал престол - и сконал! Килда с
ушами!
- Во, в натуре! - восхитился Фубрик. - Слышал, Жомка? Ободрал все камни
с трона и слинял! Вот бы и нам так.
- Лысый,- спросил меж тем Жомка,- а чего же ты-то к нам мажешься?
- А я че, в натуре, смотрю кенты клевые, бля,- развязно отвечал
император. - Чего, в натуре, не скорешиться?
Двое воров переглянулись.
- Смотри, Лысый,- предупредил Фубрик. - Мы не всяких фраеров берем. Ты
лучше свали отсюда, если очко играет.
- Че? - храбро сплюнул император и попал себе на грудь. - У меня? Очко?
Играет? Ха, кенты! Да и не по такому шухеру бацал!
- Я тебе говорю, Фубрик,- одобрительно произнес Жомка,- не гони волну!
Клевый фраер! Он нам во как поможет! Поможешь, Лысый?
Император снова сплюнул и на сей раз попал на свою штанину:
- В натуре, бля! Чтоб век воли не видать!
- Подписываешься, фраер? - хмуро спросил Фубрик - у него, видать, все
еще оставались какие-то сомнения.
- Слово!
- Ну, смотри! - опять пригрозил Фубрик, сгибая руку в изображение
моргушника. - А то... выгоним из урок как шавку отвязанную, по-ал?!.
Урки вновь скрылись в подвале. Император прошелся взад-вперед и
выглянул на соседнюю аллею. Там он обнаружил придворного, которому велел
вчера прибыть на место. Государь совсем про него забыл, но теперь
обрадовался.
- А, ты!
- Я, ваше величество,- низко поклонился придворный,- как приказано.
- Ну, стой тут на стреме,- милостиво распорядился император. - Ты на
стреме-то умеешь стоять?
- Как прикажете, ваше величество! - снова поклонился придворный.
- Ну-ка, что ты должен делать? - строго спросил государь.
- Не знаю, ваше величество!
- Какой же ты урка, в натуре! - скривился император. - У нас, блатных,
самое главное - это на стреме стоять, по-ал?
- Так точно, ваше величество! Что я должен делать?
- Во, бля, еще спрашивает! Свистеть, если шухер будет! Свистеть-то
умеешь?
- Умею, ваше величество! - и в доказательство придворный свистнул в два
пальца.
На этот звук из хода в подвал показался Жомка и окликнул императора:
- Лысый, что за шухер?
- Заткни уши и отвернись,- приказал император влюбленному в него
придворному. Придворный исполнил сказанное, меж тем как император прошел
через кусты и успокоил Жомку:
- Ништяк, все путем. Это я свистеть пробую.
- Во, чудак,- удивился Жомка,- а говорил, не умеешь!
- Умею, да не всегда получается,- перданул император.
- Ну, хорошо, стой тут,- наказал Жомка и снова исчез.
Император вернулся к заткнувшему уши придворному и милостиво продолжил
наставления:
- Ты, кент, вот чего,- если кто из фрейлин или придворных сюды
попрется, ты их тута гулять не пускай. По-ал?
- Так точно, ваше величество,- поклонился влюбленный в императора
придворный.
- Скажи им, чтобы не хиляли тута, по-ал?
- Ваше величество! - робко спросил безымянный придворный. - А если
спросят, в чем причина?
- Скажи, что тута засада, по-ал? Скажи, что тута онанавта
заколдованного ловят. В натуре! А если шухер подымется, свистнешь.
Свистеть-то умеешь?
Придворный снова засвистел.
- Лысый, подь сюда! - грозно позвал из подвала Фубрик.
Он влепил императору крепкий моргушник:
- Для понта не свистеть, по-ал? В натуре, мы что, в свистульки пришли
сюда играть!
Строгий урка еще раз вкатил моргушник и скрылся в подвале. Император
потер лоб, продрался через кусты к влюбленному в него придворному и
попытался влепить тому моргушник, но у него не получилось.
- Ты, кент! - свирепо сказал император. - Еще раз свистнешь для понта,
я тебе ка-ак дам по кумполу! Без шухера не свисти, по-ал? У нас, блатных,
если кто свистит для понта, тех сразу выгоняют, как суку отвязанную!
- Понял, так точно, государь,- виновато отвечал придворный, низко
кланяясь.
- Ну, стой тута, а я пока одним государственным вопросом займусь. Мы,
блатные, когда на толковище сходимся, всегда кого-нибудь на стрему ставим.
Император отошел к стене. Он хотел было поонанировать от нечего делать,
но услышал за кустами умоляющий голос безымянного придворного. Государь
осторожно пробрался через кусты и увидел, как его стремянной горячо умоляет
толпу вельмож, маша руками:
- Господа, господа! Нельзя!!! Государь не велел сюда ходить! У него
толковище с блатными, ему моргушники ставят! Государственная тайна, господа!
Никого не велено пускать!
- Ой, как интересно! - звенели голоса фрейлин. - Ну, пожалуйста, хоть
одним глазком!..
Исполнительный придворный отчаянно отражал все атаки.
- Лысый,- послышался шепот Жомки прямо под августейшим ухом,- Лысый,
это что за шмон?
- Да это я, бля, шестерку одну на стрему поставил,- небрежно отвечал
император.
- Кой хрен - шестерку? - злобным шепотом возмутился у другого
царственного уха Фубрик. - Тебе было велено стоять, ты и стой.
- Да че ты, Фубрик,- вступился Жомка. - Кент же по делу сбацал - он
теперь нам копать яму поможет.
- А если его ложкомойник нас заложит? А? - зловещим голосом просипел
Фубрик.
- Чего вдруг заложит? - отверг Жомка. - Лысый его вторым гов.маршалом
назначит, точно, Лысый? Небось после этого он хошь ты что вытерпит - хоть
водку носками твоими занюхает! В натуре, Фубрик!
- В натуре, бля! - подтвердил император. - Я его и сам уже думал
гов.маршалом поставить, да... Кенты! - вдруг сообразил государь. - А вы как
знаете, что я это... ну, то есть...
- Че не знать-то,- сплюнул Фубрик. - Мы, урки, все знаем. Ла, кенты,
разбегаемся.
Двое воров приказали императору быть здесь завтра на следующий день и
снова будто растворились в воздухе. Император так и не понял - то ли эти
двое знают, кто он, то ли... Он не стал гадать, а попросту смирился с
судьбой. Безымянного придворного государь, действительно, назначил
гов.маршалом. Однако имени его император так и не запомнил. Теперь ему уже
было не так страшно своих таинственных новых друзей. Государь даже как-то
вошел во вкус всего предприятия. Вечером он несколько раз щегольнул блатными
словечками, а за ужином обмолвился:
- Ха, кенты, вы тут, в натуре, не знаете настоящей жизни! А мы,
блатные, мы такие дела делаем... Мы все знаем!
Двор стал хором упрашивать:
- Ваше величество, расскажите, расскажите нам про блатных, умоляем вас!
Императрица с завистью смотрела на своего супруга, божественный светоч
Азии. Этот человек, как уже единогласно решили ее фрейлины, заткнул за пояс
Харун-ар-Рашида, предаваясь неслыханной дотоле двойной жизни. Теперь всем
тоже хотелось окунуться в ее стремнину вслед за своим государем. "Вот им,
мужчинам, все можно,- с негодованием размышляла императрица,- а нам,
женщинам, ничего нельзя! А может, я тоже хочу ночью бандершей быть в
Монте-Карло! В натуре!"
Император меж тем снисходительно улыбался и уклонялся от расспросов:
- Мы, урки, шухер зря не подымаем... знаем чего, да не звоним зазря...
точно, гов.маршал? - и он подмигнул новоиспеченному гов.маршалу.
- В натуре, бля! Так точно, ваше величество! - закивал стремянной
придворный.
- Гавкать не буду,- продолжил император,- одно скажу: у меня авторитет
знаете какой? Меня братва во как уважает!..
- В натуре, бля! - подтвердил гов.маршал. - На стрему кого попало не
поставят.
- Во, бля! - поднял палец император.
Он уже чувствовал себя вполне уверенно в новой роли.
Опасность, однако, нагрянула с совсем неожиданной стороны. С утра к
императору явился с экстренным докладом министр внутренних дел или, как еще
его называли, обер-полицай. Звали его Кули-ака. Он наклонил коротко
стриженную голову и сообщил, глядя маленькими глазками из-под дымчатых
очков:
- У меня есть сведения о готовящемся ограблении, ваше величество.
- Что? - изумился император. - Кого-то хотят ограбить? У нас?.. в
Некитае?!. Не может быть!..
- Увы,- возразил Кули-ака. - Сведения совершенно точные.
- Во, ништяк! - возликовал император. - Ну, наконец-то! А то везде есть
преступность, а у нас нету. Бисмарк, правда, завел ее было в Неннаме, да
после аббата Крюшона и там все повывелось.
- Святой человек,- почтительно нагнул голову министр.
- Килда с ушами! - подтвердил император. - Ну, а кого будут грабить-то?
- Вас, ваше величество,- отвечал Кули-ака. - Точнее, ваш дворец. Есть
агентурные данные, что цель грабителей - большой императорский сейф со всеми
императорскими драгоценностями - короной, скипетром и всем прочим.
- Да ну? А кто же грабители? - продолжал расспросы обрадованный
император.
- Точно пока не установлено,- из-под очков глянул Кули-ака. - Но
согласно некоторым данным это двое заезжих иностранцев.
- Неужели барон Пфлю и лорд Тапкин? - удивился император.
Обер-полицай покачал головой.
- Это не исключено, однако маловероятно. Внешность послов не
соответствует имеющемуся у нас описанию.
- Ну, а каково же описание?
- Один косоглазый, чернявый, другой повыше,- зачитал министр
ориентировку и снова исподлобья взглянул на императора,- тот, что повыше,-
светловолосый, оба американца, кличка одного - Жомка, другого - Фубрик, хотя
это еще точно не установлено.
Только после этого император сообразил, что речь велась о его новых
друзьях. Он перепугался - а вдруг что-нибудь известно о его участии в деле?
"Надо выведать, что легавым обо всем известно",- мудро рассудил государь. Он
поинтересовался:
- А еще что-нибудь известно? О сообщниках, например? Кто у них на
шухере стоит?
- Да, ваше величество,- кивнул обер-полицай,- кое-что известно. Есть
сведения, что у них есть сообщник среди высокопоставленных лиц нашего двора.
Император и вовсе перетрухал. Сердце его так и екнуло: "Конец! Сейчас
выволокут из-за стола да потащат на допрос! И в колодки!.. В тюрягу!.. А
потом по этапу!.. Эт-то было во вторник!.." Из последних сил сохраняя
самообладание, он постарался придать своему лицо невинное выражение и
спросил, изображая государственную озабоченность:
- Его личность установлена? Этого... фраера во дворце?
Кули-ака остро глянул из-под очков и развел руками:
- Пока еще нет, сир... Но мы уверены, что сумеем выявить его и
задержать с поличным в самое ближайшее время.
Император покачнулся и чуть не упал со стула. "Накроет! Загремим под
фанфары! Каюк!" - загудело у него в голове. Срочно надо было что-то
предпринять, что-то очень государственное - такое, что было бы достойно его
высокого звания и признанной мудрости во всех общественных вопросах. И
государь показал себя достойным этого ответственного момента. Он прищурился,
нагнулся из-за стола ближе к министру и заговорил, заговорщицки понизив
голос:
- Слышь, министр,- и государь подмигнул,- ты этого дела шибко не
шевели, я сам им займусь.
- Вы? - удивился Кули-ака. - Но...
- Я, блин,- и государь снова подмигнул,- я про это все уже до хрена
знаю, по-ал?
- Из каких же источников, ваше величество?
- Из самых секретных, каких же еще,- ухмыльнулся император. - У тебя
свои сексоты, у меня - свои. Ты, главное, не спугни никого, по-ал?
- Понял, ваше величество,- наклонил лысеющюю голову обер-полицай. -
Будем действовать аккуратно.
- Во-во, на цирлах чтобы вокруг, по-ал? Я тут сам со всем разберусь...
И главное, ты этого... высокопоставленного не спугни... Обходи его, по-ал?
- Слушаюсь, ваше величество.
- Если выяснишь, кто он - ну, или там еще чего узнаешь - немедля мне
брякни, по-ал? А сам поодаль ховайся, поодаль... Нишкни, по-ал?
- Слушаюсь, ваше величество,- сверкнул лысиной министр. Он вновь
посмотрел исподлобья. - Ваше величество, а как быть с прессой?
- А что с прессой?
- Ну,- уклончиво качнул головой Кули-ака. - Эти газетчики, их ведь
хлебом не корми, дай какую-нибудь пакость тиснуть... Сочинят утку про то,
например, что во дворце пособник грабителей окопался. Представляете
заголовок, ваше величество? - "Вор на троне". Это я к примеру, конечно...
Император снова струхнул, но снова же овладел собой.
- Ну, это ты волну не гони,- возразил он министру. - Я этих газетчиков
к себе вызову и обломаю в момент, чтобы шухер не подымали до срока, по-ал? А
слышь, Кули-ака, сбегай-ка прямо сейчас до них, пошуми, чтоб ко мне срочно
забежали, я с ними сегодня и побазарю малехо. Лады?
- Слушаюсь, ваше величество,- и министр, распрямившись, попятился к
выходу - и даже дымчатые очки не могли скрыть глубокого министерского
разочарования - судя по всему, обер-полицай рассчитывал на какие-то другие
последствия беседы.
А у императора возник вдруг один план - он решил нейтрализовать полицию
и сделать это не как-нибудь, а с помощью своих новых корешков. "Кентов пора
подключать",- думал император всю дорогу до места раскопок.
Он сказал Фубрику:
- Слышь, Фубрик, тут такое дело - фараон один в долю просится.
- Да ну? - изумился урка. - Вот падла, уже пронюхал. Я, знаешь, лягашам
не верю... козлам поганым...
- А он, может, штемп,- возразил Жомка. - Нам такой пригодится, в
натуре!
Но Фубрик не уступал:
- А чего это мы будем бабки с лягашом делить, пусть он хоть трижды
штемп?
Жомка задумался. Испугавшись, что его замысел сорвется, император стал
срочно выкручиваться:
- Да он, кажись, не из-за бабок... Он где-то тебя видел, Фубрик, я так
просекаю...
- И фули, что видел?
- Да, по-моему, понравился ты ему... Так ко мне и пристал - сведи-де
меня с этим кентом да сведи...
- А хрен ли ему надо? - удивился Фубрик.
- Да я хрен его не знаю... Он все просится да просится... Плакал
даже... На колени встал, ревет: Он мне, грит, ночью, ночью снится!.. Ты бы с
ним побазарил, а, Фубрик?
- Да че ты, Фубрик, в натуре,- заступился Жомка. - Жалко что ли? Токо,
конечно, пусть он без фараонов своих приходит, мы проследим, чтобы без
шухера было.
- Ага, конечно, без фараонов,- обрадовался император. - У меня тут
квартирка есть, самое подходящее место, братки... Я, Фубрик, что в натуре
думаю - он это... ну, понравился ты ему... Почмокать хочет...
Он со значением посмотрел на Фубрика и подмигнул. Жомка заржал:
- Фубрик, ты ему скажи, чтобы сначала бутылку поставил!
Фубрик побагровел и резко возразил:
- Ты, Жомка, забыл, как тебя самого под пальмой!..
- Че? - скривился Жомка. - Я ж тебе, в натуре, сто раз объяснял - это у
меня глюк был, самовнушение!
Они о чем-то поспорили, о каком-то Уотермене и фраере-президенте, и
Фубрик, наконец, согласился повстречаться с этим, как назвал его Жомка,
полументом-полукентом.
Император же срочно вызвал обер-полицая и сообщил ему, щуря глаза для
государственной секретности:
- Слышь, министр,- государь подпустил таинственную хрипотцу в голосе,-
я тут потолковал с кем надо... ну, о деле, что утром говорили... На сходняк
тебе надо с одним кентом.
- Это ваш агент, ваше величество? - осведомился Кули-ака.
- Да не то чтобы... - затруднился государь. - Это урка один - ну, из
кодлы той. Ты потолкуй с ним, поласковей так, подушевней, по-ал? Токо делай
все, как он скажет - скажет снять штаны - ты сымай,- ну, или там еще чего
ему охота будет... Это народ такой: чуть что не по блатному - сразу
моргушник... или вспугнешь до срока, опять же... Ты с ним мягонько так, на
цирлах, соглашайся про все... По-ал? - не спорь с ними, хуже будет.
- Понимаю, ваше величество,- наклонил голову министр.
- Во, иди теперь, знаешь квартирку-то? Дом Гу Жуя, второй этаж, налево.
- Знаю,- кивнул Кули-ака.
- Погодь! - остановил император. - Слово запомни: репропро де чекако.
Это значит - реализация продовольственной программы - дело чести каждого
комсомольца,- по первым слогам это.
Министр скорчил недоуменную гримасу:
- О чем это, ваше величество?
- А я че знаю? - оскорбился император. - Я, по-твоему, уркаган что ли?
Как мне сказали, так и базарю.
- А, понял,- догадался министр. - Вероятно, это на блатном языке про
предстоящее ограбление.
- Во-во, по фене это... А отзыв вот какой: пропро де всеика.
- А это что, ваше величество?
- А это значит: продовольственная программа - дело всех и каждого.
По-ал? - скажешь: репропро де чекако - тебе: пропро де всеика. Значит, все
путем.
- Запомню, ваше величество,- поклонился обер-полицай.
При следующей сходке Фубрик и Жомка встретили императора ледяным
молчанием. "Что-то не так",- екнуло сердце у венценосного владыки при виде
неудовольствия на лицах у воров.
- Ну, че, Фубрик,- заговорил он с напускной развязностью,- как
толковище-то прошло с фараоном? Снюхались?
Фубрик криво усмехнулся и ничего не ответил. Жомка коротко хохотнув
произнес:
- Ништяк, Лысый, все обтоптали.
- Ну?
Фубрик опять усмехнулся и сплюнул.
- Слышь, Лысый,- внезапно спросил он,- а этот мусорок твой - он у тебя
кто, министр внутренних дел, что ли?
- Ага, обер-полицай,- подтвердил император. - А что?
Фубрик мрачно покрутил головой и, приблизив рот к уху императора,
сообщил сиплым шепотом:
- Вафлер он.
- Ну? - удивился властитель Некитая.
- Точно,- заверил Фубрик и сплюнул. - Извращение это. Фелляция. Гнать
тебе его надо, Лысый.
- Не обостряй, Фубрик,- вмешался Жомка. - Рано. Сначала надо дело
обтяпать. Пущай пока министром походит.
- Ну, а это... столковались? Насчет дела-то? - не терпелось узнать
императору.
- Куда он денется,- ухмыльнулся Фубрик. - Карту он подписался принести.
А то роем, роем - а туда ли роем - хрен его не знает.
- Во, бля,- обрадовался император. - Я и то думаю - карту надо. А то
копаем, копа...
- Ладно, Лысый,- оборвал Фубрик. - Бери заступ, твоя очередь стену
долбить.
Император расстроился - ему совсем не хотелось утруждать тело.
- Да че, кенты,- заныл он,- а на шубу-то кто встанет? Зашухерят и... вы
этого министра еще не знаете, на него нельзя надеяться, он извращенец, сами
говорите...
- Не ссы, Лысый,- цыкнул Фубрик. - Чтоб не зашубили, твой гов.маршал
присмотрит. Точно, Жомка?
- Да я его нынче с собой не взял! - отбивался император.
Однако в этот миг из кустов послышался голос нового гов. маршала:
- Ваше величество! Я тута, готов стоять на шухере!
Фубрик зверски скривился и вкатил государю моргушник:
- Ты, хорек! Фуфло гонишь!..
Император схватился за лоб и замахал рукой:
- Гов.маршал! А ну, хиляй сюда! Кенты,- умоляюще произнес он, обращаясь
к уркам,- в натуре, пущай он копает, я, бля, все равно не могу, у меня
навыка нет, я император все ж таки! Я лучше на атасе постою, лады?
Фубрик и Жомка коротко переглянулись, и великодушный Жомка опять пришел
на выручку незадачливому императору:
- Слышь, Фубрик: а Лысый по делу брякнул - какой из него землекоп, к
хренам! Пусть он лучше на стреме уж стоит.
- Фубрик, я завтра сюды бригаду землекопов отправлю! - горячо пообещал
государь. - Вы с Жомкой их тута определите, куда им рыть, а мы с
гов.маршалом на шухере побудем!
- Да карту же надо сначала! - с досадой отвечал Фубрик. - Ты скажи там
своему легашу, чтоб он принес ее по-шустрому!
- Бля буду, скажу! - поклялся император.
У него вскоре состоялась встреча с обер-полицаем.
- Я тута хилял, куда брякнули,- начал было рассказывать Кули-ака, но
осекся под строгим взором государя - на того неприятное впечатление
произвели тон и слог министра.
- Это что за блатной язык? - сурово одернул его император. - Вы
забываетесь, господин министр! Мы государственные люди, и пока вы на службе,
я попросил бы... Нахватались жаргона, понимате ли, у своих подследственных!
Килда с ушами!..
- Государю очень не понравилась развязная фамильярность недалекого
обер-полицая.
Кули-ака побагровел и виновато согнул спину.
- Ну, докладывайте,- приказал государь. - Встреча с агентом состоялась?
Министр посмотрел из-под очков и отвечал опустив глаза:
- Докладываю, ваше величество. Так точно, встреча состоялась. Судя по
всему, с одним из главарей. Получены важные сведения о планах грабителей.
Министр почмокал губами.
- Ну, и каковы эти планы? - спросил государь, а про себя подумал:
"Что-то я раньше не замечал за министром этой привычки - губами чмокать"!"
Кули-ака снова глянул из-под очков и спрятал взгляд за дымчатыми
стеклами:
- Они хотят получить план подземелья с обозначением расположения
находящихся вверху помещений.
- Так, так,- побарабанил кончиками пальцев по столу император. Он
встал, такой величественный в своем мундире с золотым шитьем, и прошелся по
кабинету, погрузившись в короткие раздумья. - Ну-с, и что же - вы намерены
снабдить их этой картой?
- Конечно, ваше величество,- отвечал министр. - В данный момент такая
карта спешно готовится на печатном дворе.
- Доложите ваши дальнейшие планы,- велел император.
- Мы будем поддерживать связь с этим преступным элементом и, таким
образом, контролировать ход всей преступной операции. В нужный момент, когда
грабители совершат святотатственную попытку и посягнут на ваш сейф, мы
накроем их с поличным.
- А, вот как! Задумано интересно. Но не слишком рискованно? -
нахмурился государь.
- Что вы, ваше величество,- успокоил Кули-ака. - Я полностью ручаюсь
как за успех операции, так за безопасность императорских сокровищ. Ни вам,
ни достоянию короны ничего не угрожает. Бандиты же будут выловлены все до
единого.
- Но, может быть, лучше взять их уже сейчас?
- У нас не будет необходимых улик,- напомнил министр и почмокал губами.
- Все-таки, это иностранцы, и международное право, знаете ли... Возможно,
нас не поймет Европа... понимаете, государь?
- Но затягивать операцию тоже нельзя! - возразил в свою очередь
император. - Я считаю, на данном этапе нужно оказывать всяческое содействие
этой преступной группе - с тем, разумеется, чтобы скорее всех поймать.
- Согласен, ваше величество,- наклонил голову министр. - Я прикажу
ускорить изготовление карты.
- Вы лично передадите ее?
- Да, государь.
Император снова нахмурился.
- Голубчик Кули-ака, а разве это так обязательно - лично вам идти на
такой риск? Нельзя ли послать кого-нибудь другого вместо себя?
Министр быстро глянул исподлобья и отрицающе покрутил головой:
- Никак не возможно, ваше величество. Незнакомое лицо может вспугнуть
бандитов. Меня они уже знают и,- Кули-ака почмокал губами,- я полагаю,
доверяют мне.
- Они уже предлагали вам войти в долю? На каких условиях? -
полюбопытствовал император.
Обер-полицай чмокнул и остро глянул из-под очков.
- Я так полагаю,- отвечал министр причмокивая и глядя вниз,- что то
высокопоставленное лицо, которое еще не установлено достоверно, я о том
сообщнике бандитов во дворце, что...
- Да-да,- перебил государь,- я помню, вы говорили прошлый раз.
- Я полагаю, ваше величество, что это лицо с_а_м_о постарается снестись
со мной и предложит известное вознаграждение, чтобы обеспечить мою
лояльность - ну, вы понимаете, ваше величество...
- Нет, не понимаю,- резко возразил государь. - А кстати, личность этого
сообщника при дворе установлена?
- Пока что нет, но...
- Плохо,- нахмурился государь. - Это серьезное упущение.
- У нас есть несколько версий,- торопливо добавил обер-полицай. - Вот,
например, мы взяли под подозрение второго гов.маршала - того, которого вы,
государь, недавно назначили на эту должность.
- Ну, министр, ты уж бзнул так бзнул,- весело рассмеялся император. -
Второй гов.маршал человек проверенный, зря я, что ль, его гов.маршалом
поставил? Ты тут маху дал, обер-сыщик,- смеялся государь - а в душе у него
все так и дрогнуло, так и трепетало от непроизвольного ужаса.
- Мы поправимся, ваше величество,- и министр снова глянул из-под очков.
- Мне тоже кажется, что этот высокопоставленный покровитель грабителей -
птица куда более высокого полета. Я подозреваю даже... Впрочем, пока рано
говорить...
Император коротко усмехнулся:
- Ну, это твоя работа - подозревать. Ты, поди, и меня подозреваешь? А?
Кули-ака почмокал губами и отвечал, глядя вниз:
- Что вы, ваше величество, как бы я осмелился... без улик, без
свидетельских показаний... Вот поймаем бандитов, тогда и...
- Так чего же вы тянете? - выразил государь неудовольствие. - Ускорьте
же передачу карты!
- Слушаюсь, ваше величество.
Министр попятился к выходу. Государь смотрел ему вслед с нехорошим
чувством. "Поди, все уже знает, хорек, сукач поганый, лягаш, мусор,
гестаповец! - колотилось сердце у него в груди.- Накроет, Берия, с поличным
и..." Он окликнул Кули-аку:
- Слышь, министр!..
- Да, ваше величество?
- Ты чего все губами шлепать стал?
- Я, государь? - удивился обер-полицай и чмокнул.
- Ты, кто же еще,- подтвердил император. - Через слово чмок да чмок.
- Я... э-э... м-м... - растерялся министр.
А государь продолжал:
- Ну, я понимаю, ты к ворам бегаешь... Но ты зачем сосешь-то у них, а?
Извращение это,- укорил император. - Обер-полицай, а у блатных сосешь.
Ай-ай-ай.
Министр побагровел и поспешно попятился к выходу, прижимая к груди
папку с документами. "Как я его уел!" - торжествовал император.
На следующий день состоялся большой прием. По этому случаю император не
пошел стоять на стреме, а отправил гов.маршала - причем, по рассеянности
перепутал которого, и к уркам ушел глухонемой. А император начал прием с
чтения газет вслух.
- Ну-ка, Ван Вэй,- велел он, едва водрузил седалище на сиденье трона,-
почитай, что там у тебя есть поинтересней?
- В моей газете или в "Некитайской онанавтике"? - уточнил Ван Вэй.
- Хоть где, только чтоб с перчиком и свежатина,- отвечал государь.
- Иного не держим,- браво заверил журналист и ощерился, что означало у
него боеготовность. Он зачитал:
- Кто торчит у входа в подвал.
Говорят, будто кто-то, похожий не то на святого графа Артуа, не то на
нашего императора торчал недавно в отдаленной части дворцого сада. Якобы он
влез на яблоню, что торчит под окном мадемуазель Куку. Только влез, как снял
штаны и приторчал в открытую форточку. Якобы уже не в первый раз.
Мадемуазель Куку подготовилась к визиту заколдованного якобы онанавта и
подпилила ветку яблони напротив своего окна. Якобы человек, похожий на
императора, грохнулся на землю, где фрейлина Куку разложила яйца, похожие на
тухлые. Я торчу, до чего это никчемные враки и дурацкие сплетни! Откуда
мадемуазель Куку возьмет тухлые яйца? А напротив ее окна торчит груша, а не
яблоня.
Что же касается слухов, будто наш император корешится с двумя
олухами-грабителями и роет с ними подземный ход, то я вообще торчу. Какой из
государя землекоп? Врачи строго запретили ему работать в наклон.
- Во, бля,- покрутил головой император,- чего токо не ботают! Это
правильно, Ван Вэй, ты и дальше опровергай эти выдумки. А вообще - тебе кто
настучал, будто я ход копаю?
- А я хрен его не знаю,- рассказал Ван Вэй. - Сижу себе в редакции,
думаю - какую бы клевету позабористей придумать, вдруг слышу - кто-то за
дверью зачмокал, будто сосет что. Хотел дверь открыть, смотрю - в щель под
дверь кто-то бумагу толкнул. Я ее взял, конечно, дверь распахнул - никого. К
окну кинулся - опять никого, только министр наш полицейский Кули-ака идет
себе куда-то по своим внутренним делам да чмокает на ходу. Ну, я бумагу
развернул, а там анонимка - вся эта клевета про подземный ход и урок этих,
Жомку и Фубрика.
- Во, в натуре! - изумился государь. - А кто у них там на шухере стоит,
не написано было?
- Написано,- отвечал газетчик. - Якобы некий неизвестный император и
его якобы гов.маршал.
- Охренеть! Ну, ты продолжай опровергать, если еще какую бумагу
подкинут,- распорядился государь.
- Ваше величество! - встрепенулся Ван Мин, завидуя успеху соперника. -
Это все фигня, а вот что я в "Вестнике некитайской онанавтики" опровергаю...
Вану Мину, однако, опять не повезло - он так и не опроверг свою порцию
клеветы. В этот самый момент в залу ворвался с сияющим лицом и истошным
воплем министр печати, он же министр секретной правительственной связи. С
ним была куча подчиненных и заместители.
- Ваше величество! Сир! О, сир! - из глубины зала взывал он. - Получено
шифрованное письмо от святого графа Артуа.
- Ах-х!.. - единый вздох потрясенного ликования вырвался из всех грудей
сразу.
Фрейлины кинулись на помощь императрице - от счастливого известия
государыня едва не лишилась чувств. Она бы сделала это, но ей пришлось бы
повалиться с трона, ведь сидячий обморок как-то мало впечатляет. Но трон был
высокий, а фрейлины императрицы не были готовы подхватить ее, и вот,
несчастной женщине пришлось сдержать обуревающие ее чувства. И это в такую
минуту! К счастью, фрейлины государыни все-таки заметили, что творится с их
патронессой и дружной толпой пришли ей на выручку.
- Граф!.. Милый граф!.. О-о-о!.. - простонала императрица и залилась
слезами счастья.
- Колбаса мой сентябрь! - запел император, не помня себя от радости.
Многие придворные, в единодушном порыве вторя своему повелителю,
обнялись за плечи и, раскачиваясь, подтянули следом:
- Колбас-а-а мо-о-ой сентя-а-абрь!..
- От графа письмо! - продолжал петь император, меж тем как по щекам его
невольные текли слезы.
- От графа-а-а письмо-о-о...
- Из самой Шамбалы, вот! - хотел спеть император, но от волнения дал
петуха и закашлялся.
- Хм-хма,- произнес он, прочищая горло и делая знак всем замолчать. -
Ну же, министр, читай, читай скорее свое послание!..
- Да не тяните же, мучитель! - простонала императрица, откинувшись без
сил на спинке трона и прижимая руку к сердцу.
- Ваше величество,- продолжал министр связи,- это не простое письмо -
шифрованное.
- Да читайте же вы, постылый человек,- воскликнула Зузу, верная
фрейлина государыни. - Разве вы не видите - у ее величества припадок от
тонкости чувств!
Министр связи развернул бумагу и зачитал:
- Ложкомойник!
Кент заныкал жевало мама-мама. Не онанируй на стреме, сучара!
Мани-ляни, чесать тебя в ухо. На троих поровну. Конан Хисазул Жомка Фубрик.
Зал поразевал рты. Императрица поморгала заплаканными глазами и
пролепетала, отняв платочек от лица:
- А что же значит это послание? Это признание в любви, да? - почему-то
государыня была уверена, что в письме было именно это.
- Сейчас, ваше величество, мы в момент расшифруем,- успокоил министр
связи. - Какая у нас тут дата? Семнадцатое, четверг,- ну, все ясно, это
кодировка "Урка Мурка". Шифровальщиков сюда! - кликнул сановник.
- У нас, ваше величество,- начал он меж тем объяснения,- разработана
весьма надежная система правительственного шифра. Как вы знаете, Некитай
наводнен иностранными шпионами...
Взоры всех при этих словах обратились в сторону иностранных послов -
Пфлюгена, Тапкина и де Перастини.
- ...поэтому связь приходится осуществлять с помощью системы хитрых
перекодировок. Разумеется, я не буду раскрывать ее в присутствии... м-м...
посторонних,- продолжал министр связи,- однако сам метод мы вам сейчас
продемонстрируем.
Вошедшие в залу шесть шифровальщиков поклонились государю.
- У нас, ваше величество,- заливался почтоминистр, наслаждаясь своим
звездным часом,- осуществляется последовательная и перекрестная
перекодировка каждого сообщения. А именно, депеша, которую я огласил,
поступит к одному шифровальщику, он перекодирует ее в свой код и передаст
следующему шифровальщику, следующий - переведет в свой код и так до тех пор,
пока не будет осуществлена окончательная дешифровка. Имейте в виду,
государь, что за каждым шифровальщиком закреплен определенный день недели и
свой личный код. Это делается, чтобы не дать в руки шпионов ключа и не
допустить утрату секретно...
- Голубчик,- прервал император,- все это теория, к тому же, больно
заумная. Нам бы хотелось поскорее прочесть письмо.
- Да, да,- заторопился министр. - Сейчас вы все увидите в действии.
Письмо было отправлено в четверг, значит, первым его будет перекодировать
пятничный шифровальщик, а число было семнадцатое, значит, метод у него...
какой у тебя метод? - вопросил министр пятничного кодировщика.
- Благоговение, ваше превосходительство! - вышагнул из строя
шифровальщик.
- Ну, а у тебя? - спросил министр субботнего.
- Код путана,- доложил субботний.
- Код медицина! - отрапортовал следующий.
- Да хватит же,- нахмурился император.
Министр связи развернул письмо и зачитал, дав знак переводить:
- Ложкомойник!
- Боготворимый, обожаемый, нежно любимый! - вышагнув, перевел первый
кодировщик.
- Заинько-яинько! - подхватил следующий.
Специалист по верноподданическому шифру раболепно согнулся и произнес
голосом, прерывающимся от государственного обмирания:
- Ты, перед кем трепещут и склоняются в ужасе все иерархии от земных до
небесных!
- Вирус геморроя! - не задумываясь, перевел шифровальщик от медицины.
- Это что, так и будут все нам по слову переводить? - прервал
император.
- Я не хочу, не хочу!.. застонала императрица.
- О нет, ваше величество, это совершенно не обязательно,- поспешно
успокоил министр связи. - Мы можем сразу зачитать окончательную расшифровку.
- Две окончательных расшифровки! - уточнил замминистра. - Дело в том,
что для сохранения секретности от иностранных шпионов... - тут все опять
дружно посмотрели в сторону Тапкина и Пфлюгена - вся значимая информация
распределяется между последним и предпоследним вариантом расшифровки. При
этом каждый документ дополняет и уточняет другой, а перекодировка этих двух
вариантов производится исключительно интуитивно. Ни один ниндзя не способен
разгадать конечного результата, получаемого при такой системе связи!
- Да читайте же! - простонала императрица.
Ровно в половине шестого я во главе
жалкой кучки прекрасно экипированных во ЗАЧЕМ АМУНДСЕН что попало
кондом-бантустанов* решительно НА СЕВЕРНЫЙ поплелся по давно намеченному
маршруту хрен ПОЛЮС ХОДИЛ знает куда. Мы двигались на мотонартах,
зубах, собаках и велорикшах, но когда вдали
показался первый торос, все они, особенно мотонарты, срочно слиняли в
разные стороны. Пришлось разделить ________ * кондом-бантустаны или конбанты
- одно из приполярных пле- мен, промышляющее сопровождением на Северный
полюс пришлых европейских исследователей. поклажу между всеми и продолжать
наш марш-бросок в пешем строю.
Я никак не мог вспомнить, куда и зачем мы идем. В пылу своего сражения
с ранним склерозом я не сразу заметил, что трое участников нашей экспедиции
нагло идут налегке, не неся никакой поклажи. Я высказал свое крайнее
разочарование этим возмутительным фактом. Кондом-бантустаны озадаченно
перегля- нулись и объяснили мне, что это доноры.
- Какие такие доноры? - спросил я, недоумевая.
- Ты что, совсем козел? - отвечал мне один из конбан- тов, очкарик и
заика Мамед. - Доноры семени, конечно.
"Шутка,"- подумал я - и ошибся. На первой же стоянке эти доноры уселись
в ряд в центре круга затаивших дыхание кондом-бантустанов. Под их
наблюдением доноры стали усердно достигать семяизвержения и наконец достигли
его. Все изверг- нутое было аккуратно слито в банки и тщательно закупорено.
Интересно отметить, что перед двумя донорами держали в тече- ние всего
процесса фото раздетых девиц, а перед третьим - репродукцию картины
Мартрмоне "Шпион берет ноги в руки". Вот он-то - конечно, не шпион и не
Мартрмоне, а третий донор - и достиг наиболее впечатляющих результатов.
На следующий день двое доноров снова пошли налегке, а лидера по сдаче
семени и вовсе понесли на руках. Естествен- но, доля поклажи остальных
увеличилась, и этого я, как нача- льник турпохода, допустить не мог.
- Молодцы кондом-бантустаны! - решительно заявил я. - Кончай баловать
своих онанистов! Доноры они или нет, но нас- тало время сбросить с себя их
гнусное иго. Пусть идут сами и несут груз наравне со всеми.
Конбанты были очень изумлены. Они переглядывались и пораженно качали
головами.
- А дрочить кто будет, ты что ли? - спросил кто-то.
- Пусть дрочат, если у вас такой обычай,- отвечал я,- но несут груз,
как все.
- Нет, это несовместимо,- возразили мне. - У них не ос- танется сил на
семявержество.
Тут ко мне из толпы конбантов вышел очкастый Мамед и отвел меня в
сторону.
- Послушайте, Амундсен, - от негодования Мамед заикался сильнее
обычного,- что вы к нам пристали? Мы идем себе и идем, потихоньку,
полегоньку, никого не трогаем... Какого, извините меня, члена вы
вмешиваетесь в отлаженный процесс полярного похода? Может быть, вы знаете,
как проскочить че- рез заслоны белых медведей?
- А при чем тут белые медведи? - спросил я.
- Нет, ты точно козел,- отвечал Мамед. - Ты прешься че- рез торосы
первый раз, а мы тут живем сто сорок тысяч лет. Да еще никто не проходил
белых медведей без банки спущенки!
- Чего-чего? - недоверчиво спросил я.
- А того-того. Да ты вообще хоть знаешь, куда мы идем?
И тут я наконец вспомнил:
- На Северный полюс! Мне Амундсен сам сказал,- от вол- нения я забыл,
что я и есть Амундсен.
- Ну и дурак,- отвечал Мамед. - Мы идем на Северный по- люс, вот куда!
- Но я же это самое и говорю!
- На Северный полюс,- продолжал Мамед, не слушая меня,- на конгресс
семявержцев. А если налетят НЛО, а у нас спущен- ки из-за тебя не будет на
обмен, то с тобой, падла, я уж не что ребята сделают.
Я почувствовал в его словах какой-то резон и прекратил спор. "А вдруг
он прав?" подумал я. Однако мне не нравилось тащить тяжеленный рюкзак, в то
время как каких-то задрочкан- ных конбантов несут на руках. И я решился - на
третий день я объявил конбантам, что тоже являюсь донором семени.
- Я всегда подозревал это,- сказал в ответ заика Мамед, - с самой
первой нашей встречи.
Но остальные конбанты выразили недоверие и потребовали доказательств.
На стоянке меня посадили в ряд с остальными семявержцами, дали банку, а
Мамед по моей просьбе встал на- против с фотокарточкой тещи полковника
Томсона. В итоге про- тив жалких четырехсот-пятисот грамм совокупного
продукта мо- их оппонентов у меня набралось один и две десятых литра пер-
воклассной спермы. Все были поражены. Конбанты в благоговей- ном молчании
пали передо мной на колени, а трое доноров за- вистливо спросили, по какой
методике я тренируюсь.
- По самой лучшей, ребята,- гордо отвечал я. - Плаваю каждый день над
крокодилом в дырявой лодке, а по четвергам забираюсь на ветку дерева и
онанирую в форточку второй фрей- лины Некитайского двора. Разработка
некитайского императора, чтоб вы знали!
Один из доноров сказал, что всегда преклонялся перед восточной
мудростью, а другой сказал, что крокодила раздо- быть они еще смогут, а вот
как достать форточку второй фрей- лины?
- А вы обратитесь в гуманитарную миссию ООН,- посовето- вал я.
Нечего и говорить, что после этого все пошло как по ма- слу. Весь
оставшийся путь я проделал на руках восхищенных конбантов. Экспедиция
продвигалась все дальше, а я спускал все больше. Мамед не успевал закатывать
банки с моим удоем. Мы шутя миновали области белых медведей - достаточно
было бросить на льдину пару банок спущенки, как нам тут же давали зеленую
улицу. А иногда из неба выныривали летающие тарелки с изголодавшимися
пилотами, и зеленые человечки не торгуясь отваливали за мою сперму
зелененькими от ста до трехсот ты- сяч за поллитровую банку.
Зеленая улица с зелеными человечками с зелененькими в руках - и
зеленеющие от зависти доноры-конбанты - так вот я и добрался до Северного
полюса. Там меня ожидал настоящий триумф. На полярной ярмарке моей сперме
присвоили категорию экстра-экстра-супер, и между экипажами НЛО происходили
целые битвы за право купить мою спущенку.
Ну, а потом состоялся и конгресс семявержцев. Под гро- мовую овацию мне
единодушно присвоили все мыслимые и немыс- лимые высшие звания и посты, из
которых Spermatazaurus Rex было, пожалуй, наималейшим.
А по завершении конгресса я триумфально направился об- ратно, и с
оказией попутного НЛО шлю вам письмецо о своих скромных успехах. Скоро буду,
подробности при встрече.
Некитайский император! Чем может отблагодарить тебя Фу- брик? С меня
бутылка за твою чудесную методику!
Искренне ваш,
граф Амундсен-Артуа,
Суперфубрик Заполярья
Переводчик закончил благоговейно оглашать святое послание, и наступила
восторженная тишина. Император уже собирался сказать что-нибудь про
махатму-географа - еще одну ипостась святости графа Артуа, милостиво
открывшуюся простым смертным. Но тут его супруга покачнулась на свом кресле
и простонала:
- Фотокарточку тещи полков... О!.. Какая измена!..
Она прижала платочек к глазам и зарыдала. Обиду государыни легко можно
было понять: она ждала пламенных признаний в любви к ней, жалоб на
невыносимость разлуки, а тут... Фрейлины толпой кинулись утешать свою
обожаемую госпожу, уверяя ее в том, что такова неблагодарная природа всех
мужчин - в глаза клянутся в вечной любви, а стоит только уйти в полярный
поход, как сразу достают фотокарточку чужой тещи и онанируют на нее. Причем,
все без исключения, вот ведь кобелища какие!
- Хм-хм,- кашлянул и император. - Я че-то не понял... А вы, мужики, все
правильно перевели? А то вон женка моя че-то разостроилась вся...
Незаменимый Гу Жуй немедленно поднялся с места и заявил:
- Ваше величество! Я просто до глубины души тронут верностью графа
своему идеалу - прекрасной даме своего сердца. Государыне нашей, то есть,
другой-то у него и быть не может.
- Да? - отняв платочек от заплаканных глаз, оживилась императрица. - Но
почему же в письме...
- Как почему? - деланно удивился Гу Жуй. - Там же ясно написано: его
вдохновляла на географические искания фотокарточка тещи полковника Томсона.
- Ну и?.. - замерев, ждал зал развязки измышлений Гу Жуя.
- Ну и то, что это же зашифровано для секрета. Хотя какой тут секрет -
всякий школьник догадается, что на самом деле это небесный идеал святого
графа-махатмы - наша обожаемая императрица.
- А! - с облегчением выдохнули все дамы.
- Эй, мужики! - и Гу Жуй подмигнул шифровальщикам. - Я правильно
говорю?
- Да, да, именно так все и есть! - зазвучал хор голосов.
Министр связи и печати подтвердил:
- Так точно, ваше величество - мы всегда так кодируем. Шифруем "теща
полковника Томсона", а на самом деле это наша императрица. Конечно, это
вообще-то государственная тайна, и не надо бы о том говорить при иностранных
шпионах, но раз уж все и так знают...
- Вот я и говорю,- довольный своей находчивостью продолжал Гу Жуй. -
Ведь какая страсть, какая верность! Это как же должен тосковать святой,
чтобы достичь таких рекордных надоев спермы! Спущенки графа на всех полярных
медведей хватило, а они знаете ее сколько жрут! тонны!.. Что говорить -
лучший сперматозавр Заполярья!
- Ах, бедный, бедный, он так тоскует... - сочувственно вздохнула
императрица. - Но откуда же к графу попала моя фотокарточка?
- Как откуда? - брякнул Гу Жуй не подумав. - Известно откуда - из
набора порнографических открыток, что мы свистнули у аббата Крюшона.
Воцарилось неловкое молчание. Из-за слов Гу Жуя получался полный конфуз
- все знали, что голые фотки стащил у аббата никто иной как принц. Он
расклеил их у себя в комнате и частенько медитировал на них. Теперь
выходило, что он и родную маменьку созерцал в полнейшем неглиже! В этом был
весь Гу Жуй - незадачливый бздежник умел подольститься и сочинить
какую-нибудь глупую несусветицу на потребу дня. Но льстивый придворный не
знал меры и неизменно добалтывался до какой-нибудь не подобающей
подробности, которая ставила всех в неловкое положение и сводила насмарку
всю его спасительную выдумку. Вот и теперь вышла полная непристойность. К
счастью, в этот миг поднялся Ли Фань и сказал:
- Ты, Гу, опять сморозил. Да ведь я отлично знаю, что этой самой фотки
в наборе карточек-то и не было! Ее полковник Томсон с собой унес.
- А, точно, у меня из головы вылетело! - согласился Гу Жуй ничтоже
сумняшеся. - Точно, полковник Томсон, а потом эту фотку Жомка у него
позаимствовал, а граф ее у Жомки выменял на карту подземелья. Он мне сам
рассказывал на ветрогонках.
- Какую карту подземелья? - нахмурясь, спросил император.
- Как какую? Нашего дворца, ходов-то там до шиша всяких, так как же без
карты, ежели подкоп надо рыть.
- Какой подкоп? - нахмурился еще больше государь.
- Как какой? К казнохранилищу, где главный императорский сейф,- ну,
который Фубрик с Жомкой на уши поставить хотят,- снова сморозил Гу Жуй.
Император побагровел. Грозила возникнуть новая неловкость, но министр
связи вовремя напомнил:
- Ваше величество! Господа! Мы еще не огласили самый последний вариант
зашифрованного послания графа. Не соблаговолите ли послушать?
- Просим, просим! - прошелестел по залу вздох облегчения.
Этот вариант расшифровки начинался так:
Сношать Маней, чесать Ляней!
Это письмо щастья. ПИСЬМО ЩАСТЬЯ Перепиши ево сваей рукой мильон двести
двацать раз и отпрафь фсем знакомым.
Страшись изменить хоть адну букву святова текста. Это письмо
периписывали Битховен Ганго Стар Саломон, Наполеон Склифосовский, А
Макидонский и начальник третево отдела Пензенского мукомольного камбината.
Фсем им збылось чего хотели и много радости в жизни.
А император Неколай фтарой палучил это святое письмо и случайно
падтерся им. на другой ден убили иво луччего друга Грегория Распутина
старца. А бразильская королева пириписала ево как было сказана и в адин миг
изличилась от плоскостопия, ураганного отека легких а черес 10 лет от
атрофии мозга.
Пирипиши в точности фсе до буквы это писмо абайдет весь мир Это не
шутка. В нем святые тайны читай ниже
Шифровальщик оглядел зал, затаивший дыхание, откашлялся, уставился в
потолок, как будто именно оттуда он собирался вычитать святые тайны - и
наконец огласил их:
- Чесать Маней, сношать Ляней!
Да здравствует жалкая кучка псевдозанюханных супераристократов!..
Ура!..
Возбухай-маразматики! Крепи нерушимое единство с прибабах-паралитиками!
Прибабах-паралитики! Чеши в хвост и в гриву возбухай-маразматиков!
Древосексуалисты! Берите пример с достижений престололесбиянок!
Престололесбиянки! Смелей овладевайте передовыми достижениями науки,
шире внедряйте их в жизнь, щедро делитесь с молодежью накопленным опытом!
Некитайские императоры! Не скачите по веткам, ядри тебя в корень!
Упадешь - яйца разобьешь! Ура!
Фрейлины Куку! Шибче подпиливайте сучья напротив окон, ловите сачком
то, что плюют в форточку, изучайте под микроскопом химический состав!
Гов.маршалы! Тверже стойте на стреме завоеваний гегемонизма и
волюнтаризма! Ом!
Иностранные шпионы! Настойчивей крадите секреты когтеходства,
всесторонне изучайте и сообщайте о них куда надо! Харе!
- Замыкающий шифровальщик заливался в таком духе еще добрые десять
минут, пока, наконец, вдохновение не оставило его. Он отер пот со лба и
завершил свою версию дешифровки:
- Придворные и прочие дегенераты! Идите вы все куда подальше! Ом!
Император благоговейно подождал, не будет ли еще чего добавлено к
святым наставлениям, и спросил:
- Все, что ль?
- Все, ваше величество,- поклонился довольный своим творением виртуоз
дешифровки. - Я бы и дальше мог, конечно, да голос сорвал.
Замечательно, что никто из зубров интуитивной декодировки даже
отдаленно не приблизился к исходному тексту - тому, что написал граф Артуа в
кабинете амстердамского отделения секретной некитайской службы. А он, как вы
хорошо помните, просил выслать ему вставную челюсть его родной бабушки,
оставленную им на туалетном столике императрицы. Произошло это, разумеется,
потому, что начальник секретной почты перепутал дату и день недели - граф
отправил письмо не семнадцатого в четверг, а днем позже, в пятницу. Это-то и
привело к тому, что столь тщательно разработанная система перекрестной
перекодировки сработала насмарку, и в том еще одно доказательство того, как
вредно сохранять на столе перекидные календари за минувший год. И вот - одна
маленькая оплошность свела к нулю усилия десятка корифеев шпионажа.
Внимательней, внимательней надо, господа разведчики и контрразведчики! Пусть
же этот ляпсус послужит вам уроком.
Впрочем, император все равно был в восторге - он любил получать святые
наставления из Шамбалы. И теперь, не в силах сдержать себя - да и не имея
нужды в том - владыка Некитая, заливаясь слезами счастья, вскочил с места и
завопил на весь зал:
- Пресветлая Шамбала велит нам крепить единство возбухай-мразматиков и
прибабах-паралитиков, а у нас до сих пор нет ни тех, ни других!
- О! - скорбным воплем отозвался зал. - Слава Шамбале! Как вовремя
дошло до нас святое наставление! Подумать только - мы бы так и оставались в
невежесте и не знали, кого нам не хватает!
Не так далеко от императора сидели Сюй Жень и Тяо Бин и ели государя
глазами. Оба как-то так выпали из фавора, после того как аббат Крюшон боевым
крещением окунул их в чан с поросячьей мочой. Они все не могли решить
головоломку - как бы им выкреститься в христианство из иудаизма, не
переходя, однако сперва в эту веру и не состоя в иудаизме теперь. Два
начальника искали способ вернуть хотя бы расположение императора - и вот,
они решили, что час настал. Сюй Жень вскочил и заорал:
- Ваше величество! Мы с Тяо Бином всегда были возбухай-маразматиком и
прибабах-паралитиком!
Однако инициатива двух начальников не понравилась императору. Он
готовился впасть в экстаз, а тут два кайфолома встряли так не к месту.
Император смерил придурков сердитым взором и повелел, указуя перстом:
- Ты - Лянь, а ты - Мань!
- Чесать Маней, сношать Ляней! - догадливо проскандировал зал.
К двоим поименованным так начальникам ринулись гвардейцы и схватили
обоих. А император принял из рук министра связи святое письмо и лобызая его
сорвался с места. Он прижал к груди бесценное послание и запрыгал вдоль
рядов столов на одной ноге - то на левой, то на правой. Он потрясал письмом,
зажатым в воздетой руке - то в левой, то в правой. И когда он скакал на
левой ноге, то восхвалял премудрость святой Шамбалы, а когда перескакивал на
правую, то благословлял просветленных вестников Шамбалы.
Меж тем Сюй Жень и Тяо Бин, тыча пальцами друг в друга и брызгая слюной
изо рта, визгливо спорили с гвардейцами - каждый доказывал, что наставление
святой Шамбалы в части "сношать" относится не к нему, а к другому,- его же
надлежит чесать. Но просвещенные могучим разумом горнего послания
исполнители императорской воли не дали оплошки и не позволили себя
заморочить. Экзекутор был призван, и другой нашелся к нему в пару, и
когтеходство свое оставил на сей случай.
И когда император восхищался неизреченной милостью Шамбалы, то Сюй Женя
посношивали, и когда посношивали, то почесывали. И когда Сюй Женя
посношивали, то Тяо Бина почесывали - и почесывали посношивая. И когда Тяо
Бина посношивали, то он повизгивал, и когда повизигивал, то о всеобщем
осчастливливании. А когда Тяо Бин повизгивал, то Сюй Жень попискивал, и
когда попискивал, то об эффективности всеобщего осчастливливания. И когда он
попискивал, то император потрясал письмом в правой руке, а когда Тяо Бин
повизгивал, то император потрясал письмом в левой руке, и когда посношивали,
то почесывали, а когда почесывали, то посношивали - и посношивали воистину.
И слезы умиления текли из глаз двора, и оркестр заиграл, и Пфлюген и Тапкин
"Дрочилку Артуа" запели, и хор девственных фрейлин подтягивал им, и всеобщее
осчастливливание уже готово было осенить благочестивое радение некитайского
двора.
"Совсем оборзел, шакал,- с гневом и скорбью думала императрица, с
тоской созерцая всеобщее помешательство. - Не понимаю, как может этот
тонкий, умный человек кривляться в этих идиотских национальных нарядах.
Какого, извините меня, члена, он не хочет плясать лезгинку в европейской
одежде - смокинге и кальсонах?!." Сердце государыни разрывалось, она не
могла долее выносить всего этого. Наклонившись к ближней фрейлине,
императрица спросила ее громким шепотом:
- А кто пустил парашу, будто престололесбиянки не способны к
патриотическим порывам?
- Бенджамин Франклин,- отвечала придурковатая мадемуазель Куку,
преданно глядя в лицо государыни.
Это послужило последней каплей. Еще можно было бы стерпеть такую
клевету от Спинозы или Кальтенбруннера, их можно понять, они козлы. Но
Бенджамин Франклин! Государыня просто уже не в силах была сдержаться. Она
вскочила на троне, до плеч вскинула юбки, как бы пытаясь укрыться от
какого-то ужасного видения и завизжала на всю столицу:
- Лысый пидар!!!
В один миг все смолкло. Оторопелые взоры всех обратились в сторону
государыни, обнаруживая при этом, что государыня не признает извращенного
вкуса растленной Европы, заковавшей женское естество в эти идиотские трусики
- всем было очевидно, что императрица предпочитает им нижние юбки. В
звенящей тишине послышался топот множества ног - это, предводительствуемые
расторопным министром внутренних дел, ко всем дверям рванулись альгвазилы
Кули-аки.
- Ваше величество! - в мертвой тишине доложил обер-полицай. -
Императрицей замечен в зале лысый пидар. Мы перекрыли все входы и выходы и
немедленно произведем зачистку помещения.
- Приступайте,- кивнул император, а императрица, громко вскрикнув от
пережитого потрясения, повалилась обратно на трон в глубоком обмороке.
Обморок государыни был столь глубок, что она по-прежнему не отпускала
задранных юбок, распластавшись на сиденье трона - к вящей радости молодежи и
прочих любителей созерцать врата рая.
Меж тем альгвазилы с каменными лицами принялись бесцеремонно
расталкивать толпу придворных, а шедшие за ними офицеры инквизиторски
вглядывались в лица каждого, отмечая что-то в списках. Нескольких сановников
отвели в сторону до выяснения обстоятельств - очевидно, они показались
подозрительны то ли в силу своей лысоватости, то ли еще какого личного
качества. Остальной двор тем временем принялся громко восхвалять
бдительность и зоркость императрицы.
- А государыня-то наша,- декламировал Ван Вэй, встав поближе к трону,-
все ведь замечает! Мы тут болтаем себе, от святой вести тащимся, очумели все
на радостях - а она все видит. Только глянула - оп-па, и распознала: вот он,
голубчик, в зал пробрался, пидарина лысый!
- О, наша государыня так печется о безопасности страны и супруга! -
звенел голосок фрейлины Зузу. - Она мне сама говорила - я, говорит, лысых за
версту чую!
- Государыня наша молодчина, да она не одна была,- тут же возразил Гу
Жуй. - Ей знак кое-кто подал.
- Уж не ты ли? - язвительно спросил Ли Фань.
- Ну, а кто еще,- самодовольно ухмыльнулся Гу Жуй. - У нас уж с ней
давно сговорено было: мол, как засекешь во дворце лысого пидара, ты мне
помаячь.
- А где же тогда он? Ну-ка, покажи! - потребовал Ли Фань.
- Гу Жуй, кто это? Покажи, покажи! - заволновались дамы.
- Мог бы, да не буду,- уклонился Гу. - Раз императрица молчит, то и я
не буду. Государственная тайна!
- Страшно подумать, что случилось бы, если б не императрица! - громко
заговорил Ван Мин, завистливо перебивая опять отличившегося Гу Жуя. -
Подкрался бы, мерзавец, к трону, да ка-ак цапнул государя за ляжку! Или у
принца бы ухо оттяпал.
- Неужели лысые пидары так опасны? Ой, я боюсь! - взвизгнула супруга
гов.маршала.
- Еще бы не опасны! - отвечал Ван Мин. - Любого охотника спросите - в
наших лесах это самый опасный зверь.
- Точно,- мгновенно подхватил Гу Жуй. - Тигр против этой зверюги -
котенок. Уж я-то знаю - пятый год езжу лысых пидаров по весне пострелять.
Риск, конечно, но...
- Ха, да что вы, городские, об этом знаете! - ревниво вступил в
разговор Ли Фань. - Вы, баре, приехали с ружьецом побаловаться, подстрелили
пидарчонка-другого, сфоткались на память у лысой тушки, бутылку распили - да
и домой. А мы, деревенские, бок-о-бок с ними живем - мы уж такого страху
натерпелись! Вы бы видели, что осенью-то творится, когда гон у них!..*
_____ * Въедливый читатель, конечно, уже возмущенно торжествует: ага!
Все твердил о святой Шамбале, о непорочной нравственности великого Некитая,
дескать, преступности у них нет и заповеди никто не нарушает... И что же?
Оказывается, они там пидаров на охоте из ружья стреляют! Вот так ахинса, вот
так идеалы гуманизма! Лежит-де бедный пидарчонок, подстреленный и
бездыханный, комарик-де пьет кровушку из лысинки - а кровушка-то уже из
мертвого течет, из окоченелого - вот, мол, изуверы какие! - Успокойся же,
злопыхатель, не гони волну - никакого изуверства тут и в помине нету.
Стреляют-то в Некитае исключительно ампулами с дозой снотворного! Так что
ничего вашему пидарчонку не сделалось. Полежал, лысенький, прочухался,
вскочил на ноги - помотал головой, фыркнул недовольно, фотографию порвал, на
пеньке ему на память оставленную, да и побежал себе целехонек да
веселехонек! Только лысина да пятки на солнце сверкают. Остановился у
опушки, в кармане пересчитал денежку, что охотники-то положили, кулачком
издали погрозил - да снова припустил, только рубашка пузырем надулась. Беги,
пидарчоночек, беги себе в стадо, резвись на приволье, никто тебя не тронет,
лысенькай! Так что никакого душегубства, а сплошной гуманизм и забота об
экологии поголовья.
- Что вы говорите? - заинтересовалась Зузу. - У лысых пидаров осенью
гон?
- А я о чем толкую,- отвечал Ли Фань. - Я вон редьку не собрал прошлый
год - весь огород потоптали. Вечером выглянул из дома, смотрю - по грядкам
Тяо Бин несется с пачкой циркуляров в руке. А за ним Сюй Жень! Глаза у обоих
кровью налились, зубы оскалены... Тут Сюй Жень как завизжит: Тяо Бин, куда
вы дели сводку об эффективности? А Тяо Бин в ответ на это как завыл - бежит
и воет, у меня в жилах вся кровь заледенела... Тут Сюй Жень Тяо Бина догнал
и как начали оба сигать друг через друга! Сигают и печать друг другу на
спину ставят!
- Ой, страсти какие! - ахали дамы с круглыми от ужаса глазами.
- А может, они гегельянцы,- завистливо возразил на рассказ Ли Фаня Ван
Вэй, редактор "Некитайской онанавтики". - Сюй Жень и Тяо Бин, я имею в виду.
- Что? - не поняв, переспросил Ли Фань. - Гегельянцы? А при чем здесь
вообще Гегель?
- Совершенно, совершенно ни при чем! - поддержал Ван Мин, соперник Ван
Вэя.
- Не скажите, батенька,- опроверг Ван Вэй. - Я вот недавно прочел
исследование историческое - там все по-новому выходит. Гегель тут очень даже
при чем.
- Расскажите, расскажите! - стали просить придворные.
Ван Вэй взглянул на императора, и тот высочайше кивнул. Повинуясь
монаршему повелению, некитайский журналист огласил новейшие исторические
факты.
То, что Гегель был философ - об этом
спору нет. Опять же, дело известное, что ФРИДРИХ И ГЕГЕЛЬ учителем его
был сам Кант. Да только не
все помнят, что Кант-то не с философии
начинал, а был спервоначалу знаменитейшим шаромыжником во всей
Германии, уркой самого высшего разряда. Бывало, где фатеру обчистят или пару
лягашей в канаву темной ночью спихнут, так все уж сразу знают - это Канта
работа. Ну вот, жил, значит, Кант таким манером, а как старость подкатила,
завязал. Мой,- говорит,- богатейший опыт нуждается в серьезном философском
осмыслении! И принялся молодежи критику чистого разума преподавать -
дескать, мозги урке во как нужны, но и руками, мол, шуровать тоже надо
уметь.
А из всех студентов самым толковым, конечно, Гегель был. До Канта ему,
понятно, далеко было, но и он умел аргу- менты приводить, когда надо.
Случится где-нибудь в пивнушке сунется к Гегелю какой-нибудь невежественный
бурш - почто, дескать, ты моей Марте под юбку лезешь? - хлобысь, уже бурш-
то с разбитым носом на полу лежит, а Гегель в окно выскочил да и был таков.
Ну, Кант на способного парнишку глаз-то и положил. А как стал он помирать,
за Гегелем и послали: езжай скорее, Кант тебе философский аргумент передает.
Гегель сро- чно приехал: Ой, мой дорогой учитель! Нешто вы нас покинуть
вздумали? - А Кант ему: Сердечный мой друг Гегель! Прими на память мою
заточку. Носи ее всегда с собой в левом кармане на груди у самого сердца.
Помни старого Канта - сколько у меня было философских диспутов, а этого
аргумента еще никто не опроверг! - да и помер. А Гегель взял заточку,
поцеловал ее, заплакал безутешно и положил в левый карман, как Кант велел.
И в аккурат в это время донесли Фридриху, королю прусс- кому, что
Гегель своей диалектикой ложное направление уму немецкой молодежи сообщает.
А надо сказать, что Фридрих Ге- геля страсть как не любил, потому что
супружница Фридриха, София-Амалия, до замужества к Гегелю на дом ходила
философию изучать. Вот, Фридрих страшно разозлился и приказал: а ну, давайте
мне сюда Гегеля, я его щас делать буду. И как пошел на лучшего немецкого
философа сифонить - по всей Пруссии все ротвейлеры завыли.
Ну, Гегель стоит весь бледный, видит - совсем хана. По- читай,
последняя надежда осталась. Он и вскричал: Ой, люби- мый мой император
Фридрих! Дозволь тебе пару слов с глазу на глаз шепнуть. Хочу,- говорит,-
тебе свою диалектику объя- снить, а то вы ее ложно понимаете. Ну, Фридрих
велел всем идти вон, а жене-то и говорит: Милая моя супружница София-
Амалия! Спрячь ради Абсолютной Идеи свое крупное туловище за занавеской.
Будешь мне подсказывать разные доводы по филосо- фии, а то боюсь, оболтает
меня славный немецкий философ Ге- гель, ибо я в диалектике не смыслю ни уха,
ни рыла!
Вот, так они и сделали, а Гегель и говорит: ты бы, Фри- дрих, в кресло
сел, мне так легче будет тебе переход количе- ства в качество излагать. -
Фридрих и сел. А Гегель как пры- гнет ему коленом на грудь да заветную
заточку хоба! к левому глазу: Пику в глаз или в жопу раз? Фридрих рот
раззявил, си- дит, не знает, чего и сказать. А жена-то любимая, София-Ама-
лия, и шепчет из-за занавески правильный ответ: Пику в глаз! Фридрих взял да
ляпнул: Пику в глаз! - да и дернулся сдуру - ну и, натурально, на заточку-то
и напоролся.
И сразу заплакал весь, сердечный, зарыдал от горя: Уйа- уйа-уйа! - И
шибко стал сокрушаться: Ой, Гегель ты наш Ге- гель, гордость немецкой
классической философии! Почто же ты выколол мне глаз, мне так его будет
теперь не хватать! - А Гегель его утешает: Так ты ж сам попросил, дурак! А
тот все печалуется, все убивается, болезный: Ах, любезный мой друг Гегель!
За что ты так со мной поступил, а ведь обещал мне диалектику разъяснить! -
Ну, Гегель его обнадеживает: Не ссы, Фридрих, это покамест пропедевтика
была, а щас и до фи- лософии дойдем. Ну-ка, припомни, какая у нас нынче
тема? - София-Амалия снова шепчет из-за занавески: переход количе- ства в
качество. - Гегель говорит: правильно, щас я тебе, Фридрих, третий глаз
открывать буду - и ко второму-то глазу заточку сует: Знаешь правило -
третьего не дано? - Ну, знаю. - Ну дак сам теперь гляди: вот ты таперича
кривой. Одногла- зый, а все еще зрячий. А ежели я опять вопрос задам да ты
ответишь не то... И впритык, значит, подвигает заточку-то к последнему глазу
императорскому: Ну, дак как, Фридрих - пи- ку в глаз или?.. - А
супружница-то, змея подколодная, опять блажит из-за занавески: пику в глаз!
Да только Фридрих-то по философии уже маленько кумекать начал: одного
глаза нет, второй вот-вот лучший немецкий фи- лософ выколет... или в жопу
раз... а третьего-то не дано! Такая вот диалектика.
Тут императора и осенило. Гегель,- говорит, - да ты же гений! Я,-
говорит,- тебя сейчас расцелую! Что ж ты сразу-то мне не сказал?
Диалектика-то, оказывается, нужнейшая наука в просвещенном государстве!
Короче, зрение Фридрих сохранил. А супружница-то его, так та аж целых
три раза сохранила! А едва, значит, импера- тор сохранил свое зрение, как
сразу созвал весь двор, всю кодлу дворянскую, какая под рукой была. Они его
спрашивают: ваше величество, что с вами Гегель сделал? - у вас одного глаза
не стало. А Фридрих им: молчите, дураки, это вы свое невежество показываете.
Гегель мне третий глаз открыл, а он мне теперь вместо второго, так что как
было, так и осталось, только гораздо лучше.
Гегель его одобряет: правильно чешешь, Фридрих, это ты отрицание
отрицания излагаешь. - Во-во, говорит Фридрих, это самое и есть. Так что,-
говорит,- объявляю философию первей- шей наукой у нас в Германии. Чтоб,
значит, все графья и ба- роны и вся прочая знать в полгода ее освоили вместе
со всем семейством, иначе и ко двору не пущу, и все имение отберу! - и
поставил Фридрих Гегеля старшим над всей немецкой филосо- фией.
Ну, Гегель послужить отечеству рад со всем удовольстви- ем - сразу и
принялся. И что интересно: женщины-то гораздо способней мужчин оказались к
диалектике! Пока там лекции или семинары - тут все больше мужики на виду -
один руку тянет с правильным ответом, второй, все аргументы какие-то
приводят. А как до практических занятий доходит - шалишь, другая масть идет!
Из мужиков нет-нет да объявится какой-нибудь остолоп циклопом одноглазым, а
из дамочек - ну, ни разу, ну вот ни единого случая! Прямо на лету дамы-то
всю диалектику схваты- вают!
Одна беда - запарка вышла у Гегеля. Приходит к Фридриху - так, мол, и
так, Германия большая, а мой один, надо кадры готовить. А молодежи,
студенчеству-то немецкому того только и надо - горой поднялись за передового
профессора. Гегель! - говорят. - Пиши нас всех во младогегельянцы! И такую
успеваемость по философии развили - аж три года в Германии делать вилки не
успевали - все разошлись на аргументы философские.
Ну и, прошло каких-нибудь десять лет - и привилась диа- лектика по всей
Германии в массовом масштабе. А дальше - бо- льше: шагнуло гегельянство,
значит, в Европу да и расцвело там, как клумба с розами. Теперь куда ни
приедь - в Англию или там Данию - всюду пруд пруди гегельянцами. А по
совести сказать, дак не одного Гегеля в том заслуга. Кант - вот с кого
началось. Если б не его последний аргумент, так, может, и Гегеля никакого бы
не было.
Ван Вэй закончил рассказ и взоры всех обратились на барона фон Пфлюгена
- тот весь налился кровью, что твой Сюй Жень в пору осеннего гона. По всему,
барона что-то задело в этом историческом исследовании - он озирался по
сторонам набычась и шумно сопел.
- Ты смотри-ка! - заметил меж тем Гу Жуй. - А я-то гадал, отчего в
Европе все великие люди одноглазые - Кутузов, адмирал Нельсон, Потемкин,
Фридрих... А оказывается, они гегельянцы все!
- Нет! - вскричал посол Тапкин. - Нет!.. Нельсон... Только не он!..
- Ваша правда, сэр Тапкин,- согласился Ван Мин. - С Нельсоном совсем
другое - он пострадал не из-за Гегеля.
- Да! - запальчиво воскликнул лорд Тапкин. - Нельсон был ранен на море,
в сражении! Глаза он лишился там!
- Совершенно верно, я даже в подробностях знаю, как это случилось,-
опять поддержал Ван Мин. - Гегель тут совершенно ни при чем, а все дело в
кознях французских шпионов.
Тапкин скорчил несколько недоуменное лицо, но ничего не возразил, А Ван
Мин продолжал:
- Точнее сказать, адмирала Нельсона подвела его страсть к орнитологии.
Британский посол снова скорчил гримасу недоумения, но опять ничего не
возразил - очевидно, такие подробности из жизни его великого
соотечественника были ему внове.
- Вы спросите, конечно, при чем тут
орнитология. А при том, что она была ОРНИТОЛОГ пламенной страстью всей
жизни адмирала. Это НЕЛЬСОН мало кто знает, но свое свободное время
Нельсон посвящал любимой науке. Он возил с
собой двух попугаев, братьев-близнецов, и на досуге проделывал
многолетние эксперименты. Это было нужно для его диссертации, которая
называлась так: "О влиянии фелляции на искристость оперения попугаев".
- Что! - возопил британский посол лорд Тапкин и побагровев, схватился
за сердце. - Что вы говорите?!.
- Я говорю,- любезно продолжил свое историческое сообщение Ван Мин,-
что адмирал Нельсон собственноручно производил многолетнюю серию опытов. А
вернее сказать, собственногубно и собственноязычно. Разумеется, все делалось
с соблюдением строжайших правил науки. Один из попугаев, в клетке с красной
жердочкой, был контрольным экземпляром - адмирал не подвергал его фелляции.
А вот брат этого контрольного попугая, что сидел в клетке с синей жердочкой,
был выдрессирован адмиралом для научных процедур. Раз в сутки, всегда в одно
и то же время, невзирая на качку, холод, жару и состояние собственного
здоровья, Нельсон извлекал попугая из клетки и производил научный опыт.
Делал он сей эксперимент всегда только сам, не доверяя его никому из своих
лаборантов - я имею в виду команду и офицеров. Адмирала вообще отличала
крайняя тщательность и строгость научного стиля - это неопровержимо явствует
из его дневника наблюдений. Затем, завершив производить опыт, адмирал
Нельсон водворял профеллированного попугая обратно на синюю жердочку и звал
беспристрастных наблюдателей, боцмана и старпома.
- А ну-ка, господа,- говорил Нельсон,- сравните-ка этих двух попугаев.
У которого из них искристость оперения выражена сильней?
И боцман, и старпом единодушно указывали на клетку с синей жердочкой.
Так что адмирал полным ходом двигался к сенсационному научному открытию и
уже подготовил статью в "Вестник орнитологии" Британского королевского
общества.
И тут в дело вмешались гады-французы. Некий вояка Наполеон всю жизнь
мечтал разбить Нельсона. Он несколько раз посылал против него кавалерию, но
атака каждый раз захлебывалась на берегу моря, где наполеоновские гусары
застывали, трусливо не решаясь осадить корабли храброго адмирала.
И тогда за дело взялись иначе. Французская разведка, пронюхав о научном
хобби адмирала, накануне Трафальгарского сражения, во-первых, выкрала все
боевые планы Нельсона, а во-вторых, коварно изолировала научного попугая -
братьев-близнецов попросту поменяли местами в их клетках. Причем, планы
крало одно подразделение, а попугаев поменяло другое, конкурирующее с
первым.
И вот, едва началась баталия на море, Нельсон привычно покинул
адмиральский пост и спустился к себе в каюту, так как подошло время научного
эксперимента. И дикий необученный попугай, не разобрав дела и невежественно
не желая служить науке,- этот варвар-попугай, едва прославленный адмирал
Нельсон поднес его к лицу, всполошился и своим твердым как алмаз клювом
долбанул адмирала в глаз да еще и скребанул по нему не менее острым когтем.
Вошедшие для сравнительного анализа искристости двух попугаев боцман и
старпом обнаружили, что их командир, их любимый адмирал окривел, а попугай
валяется на полу со свернутой шеей. "Как же мы теперь сопоставим искристость
оперения двух экземпляров?" - огорчились моряки. Но тут начали стрелять
пушки, потому что, пользуясь моментом, французская кавалерия наконец-то
атаковала эскадру Нельсона.
Конечно же, Нельсон мужественно провел всю баталию на своем
адмиральском мостике, не взирая на свою скоропостижную одноглазость. Но
из-за того, что он окривел, адмирал полностью исказил задуманные боевые
построения - можно сказать, что он действовал исключительно односторонне и
однобоко. В других условиях это принесло бы противнику полный успех. Но
неприятеля подвело другое роковое обстоятельство - французы исходили из
похищенных накануне планов Нельсона, а как раз их-то адмирал совершенно не
соблюдал по причине окривелости! Таким образом, как это часто бывает,
несогласованность действий двух групп разведки сыграла против Франции, и их
начальный успех обернулся конечным триумфом великого флотоводца. Разведке уж
надо было что-то одно: или не трогать орнитологию, или не касаться военных
планов. А так - хотя в каюте адмирал и рыдал впоследствии над трупом убитого
им в горячке попугая, на море-то он одержал полную победу.
Ну, а Наполеон, видя расстройство всех своих коварных планов, бесился
на берегу, бессильный как-либо повлиять на ход сражения. Наконец французский
военачальник до того обозлился, что кинулся в море, вплавь одолел Ла-Манш и
с горсткой головорезов-гвардейцев ворвался в Лондон круша все на своем пути.
Вне себя из-за провала его плана с попугаями, Наполеон за час захватил всю
Англию, устроил погром в Королевском орнитологическом обществе, напинал под
мягкое место лорду-канцлеру, посадил на бессолевую диету королеву да еще
отправил в кордебалет всех ее фрейлин, поссал в Темзу, устроил в Тауэре
семинар по дианетике, присоединил к Корсике Индию, закрыл Америку,
воссоединил Швецию и Бенгалию, и вот с тех-то пор в этой сраной Европе все
пошло не как надо.
Ван Мин закончил свое повествование. На британского посла невозможно
было взглянуть без страха - казалось, его хватит апоплексический удар или он
взорвется,- меж тем как несколько отошедший после Гегеля барон Пфлюген
злорадно лыбился за плечом у своего британского союзника. Казалось, британец
уже готов был разразиться какой-то отповедью по поводу орнитологии, но тут
заговорил Гу Жуй:
- А вот и не так было. С Наполеоном, господа,- убежденно заявил
незадачливый ветрогонщик,- произошло совсем по-другому. Дело тут не в
Нельсоне и не в попугаях, а в кондукторе-контролере.
Версия мировой истории по Гу Жую была тут же востребована. Она,
возможна, и не была более убедительна сравнительно с орнитологией, но
интерес вызвала не меньший. А впрочем, судите сами:
НАПОЛЕОН ПРОТИВ КОНТРОЛЕРА ИЛИ ПОСЛЕДНЕЕ СРАЖЕНИЕ ВЕЛИКОГО ПОЛКОВОДЦА*
--- * данный рассказ принадлежит несравненному перу Касима Морького. Он
та-ак подходит в эту книгу, так подходит! Я уже и заголовок в книгу вставил,
но - увы, Касим не дозволил мне включить его творение в мое. А ведь я бы
оговорил Касимморьковское авторство, не украл бы! Так что - зияние не по
моей вине. Кто хочет, пусть смотрит Морького в конкурсе Артлито за 1998-99
гг. (раздел "рассказы") - тайна Наполеона излагается там, а нам остается
считать, что уважаемый читатель ее прочел, а некитайский двор ее заслушал.
Ты же, Касим, стыдись! Жлоб ты! жлоб! жадина-говядина!.. Еще проситься
будешь в мою книгу!..
- Ну и додик же этот Наполеон! - воскликнул император, прослушав
историю. Прямо хуже, чем Луи, додик!
- Совершенно точно, ваше величество! - отозвались придворные.- Помните,
аббат Крюшон так и говорил: у нас, мол,
в Европе, что ни Наполеон, то полный додик!
В это время пришла в себя сердитая императрица и, поправив юбки,
воссела на троне в обычной позе. Она была недовольна - вместо того, чтобы
посвятить свое внимание ее беспомощному беспамятному положению, все начали
вдруг делать исторические экскурсы.
- А кто пустил парашу,- громко спросила хмурая государыня,- что
Наполеон посылал ко мне Нея и Мурата с любовными письмами?
- Да, да - кто, ваше величество? - хором подхватили фрейлины.
Развить эту тему, однако, не удалось. К этому времени подчиненные
обер-полицая почти совсем завершили зачистку залы. Личность каждого была
установлена, и задержанной оставалась только мадемуазель Куку - по причинам,
вероятно, высшей государственной целесообразности, так как ни по признаку
лысоватости, ни по признаку пидарковатости фрейлина не подходила под
определение лысого пидара. Но, с другой стороны, мадемуазель Куку время от
времени принималась лаять - и, возможно, была заподозрена в намерении
решиться на покусание императора (помните, как это было с экспедицией
полковника Томсона)?
- Ваше величество,- обратился Кули-ака, почтительно почмокав губами. -
Мы прочесали весь зал, включая прилегающие комнаты, надстоящий и подлежащий
этажи, а также примыкающие к наружной стене заросли сада.
- И что же?
Министр виновато наклонил голову:
- Увы, нам не удалось выявить лысого пидара.
- Плохо! - укорил государь. - Плохо работаете, министр Кули-ака.
- Ваше величество,- просительно произнес министр и снова чмокнул
губами. - Осталось последнее средство. Может быть, государыня сама укажет,
где и в чьем лице она обнаружила лысого пидара?
Императрица снисходительно улыбнулась и отвечала:
- Отчего же не сказать. Это, конечно же, мой супруг, император Некитая!
- и она величаво повела рукой в сторону императора.
Император густо покраснел и, идиотически улыбаясь, громко сказал:
- Мужики! Отставить шухер. Лысый пидар - оказывается, я!..
Минуту стояла неловкая тишина, а затем раздался гвалт голосов:
- Какой милый розыгрыш!
- Ай да государыня! Так тонко подшутить над мужем!
Этим голосам вторил звонкий лай фрейлины Куку с другого конца залы.
- Милочка,- морщась, заметил император,- да уймите же вы свою фрейлину!
Право, у меня в ушах звенит.
Императрица злобно огрызнулась:
- Ага, разбежался! Сначала сам напугал бедную девушку, а теперь уйми!..
И вдруг государыня радостно завизжала:
- Пришел! Пришел!..
Взоры обратились туда, куда уже был обращен взор императрицы. Там,
действительно, находился некто новоприбывший - бородатый человек, одетый
по-европейски - в смокинге и кальс... тьфу ты, прошу прощения - в сюртуке и
в очках, седой и с портфелем под мышкой.
- Кто это? - понеслось по залу.
Императрица рукой делала нетерпеливые приглашающие жесты, ободряя
незнакомца приблизиться.
- Что за хмырь? - вполголоса осведомился император у супруги.
На это ответил сам незнакомец, поклонившись и сняв котелок:
- Разрешите представиться, ваши императорские величества: профессор
Джуси Манго, доктор медицины, психиатр и психотерпевт, действительный член
всех европейских и мировых академий.
- Это я его выписала из Америки для фрейлины Куку, тебя и себя! -
громко объявила государыня, гордо оизраясь. - Доктор Манго - всемирное
светило.
- Ну-с, я никогда не похвалялся своими научными заслугами,- промямлил
доктор Манго,- но в прессе обо мне отзываются именно так, да-с!..
- Мама, а психиатры какие болезни лечат? - спросил принц. -
Сексуальные, да? Он тебе нимфоманию будет лечить, да?
- Я, юноша, лечу всякие умственные расстройства,- отвечал вместо
императрицы профессор психиатрии. - В том числе и сексуальные. У меня свой
метод, да-с... И теория тоже - своя собственная, разумеется...
- А в чем она заключается, доктор? - заинтересовался император, вполне
искренне поддержанный хором придворных.
- Ну, если вкратце о самой сути, то я, в результате долгих изысканий,
неопровержимо убедился, что,- доктор Манго поправил очки и воздел
указательный перст,- убедился, что практически все болезни объясняются
исключительно самовнушением. Да-с!
- То есть как это, профессор? - не понял император. - Каждый больной
симулянт, получается?
- О нет, все сложней,- объяснило заморское светило. - Болезнь может
иметь место в действительности, однако в основе ее лежит самовнушение.
Император на минуту задумался.
- Нет, профессор,- решительно возразил он. - Фигню вы порете. Вот
возьмите меня - я пару недель назад залез на грушу - ту, что под окном
фрейлины Куку. Дай-ка, думаю, поонанирую на радость старушке - небось, тоже
охота, чтобы и в ее форточку это... покапал кто-нибудь. Только начал, а
ветка ка-ак треснет! Я так и полетел на землю голым задом, все яйца отшиб.
Ну и - распухли, проклятые! Это что же - тоже, по-вашему, от самовнушения?
- Скажите-ка, а что предшествовало этому событию? - осведомился доктор
Манго.
Знаменитый медик произвел кое-какие расспросы, выведав разные
подробности, включая приезд и исчезновение графа Артуа и аббата Крюшона.
- Ага! - заключил наконец приезжий специалист. - Все теперь совершенно
ясно и полностью подтверждает мою теорию. Никакого падения с дерева,
разумеется, не было - вы все это себе внушили.
Император разинул рот:
- То есть как это? Что же - мне померещилось?
- Да, можно сказать и так,- согласился доктор Манго.
- Но, доктор,- вмешался министр секретной связи,- а с чего вдруг
императору стало бы все это мерещиться, про эту яблоную и мадемуазель Куку?
Уж не считаете ли вы, будто император тайно влюблен во фрейлину?
Профессор Манго посмотрел на старушонку не весьма располагающей
внешности и отмел предположение министра связи:
- Нет, это было бы слишком поверхностным объяснением. Да и вообще здесь
дело не во фрейлине Куку.
- А в чем же? Какого же я, извините меня, члена полез на эту чертову
грушу? - заинтересовался император.
- Очень просто,- отвечала заморская знаменитость. - Вы, как явствует из
ваших слов и рассказа ваших близких, очень привязались к графу Артуа. Он для
вас стал образцом настоящего мужчины и благородного человека. Ну, а когда
граф исчез, то это так потрясло вашу ранимую психику, что вы стали искать
способ восстановить эту нарушенную связь. Произошло, я бы сказал,
бессознательное самоотождествление с вашим кумиром - вы принялись, не давая
себе в том отчета, подражать во всем графу.
- А! - сообразил император. - Понимаю! Значит, раз граф был онанавтом,
то и я, стало быть, вслед за ним...
- Но, доктор Манго,- вмешался Ли Фань,- граф не лазил на деревья - это
раз, а во-вторых, как потом выяснилось, наш святой граф вообще ни разу в
жизни не онанировал.
- Это-то и послужило тем ударом, что привел в действие пружину всего
императорского невроза,- авторитетно изрек профессор. - В том-то все и дело!
Император не мог дождаться, когда объект его подражания, наконец, полностью
выявит свое совершенство - свою, так сказать, сверхчеловеческую природу. И
вдруг - его герой исчезает так и не поонанировав в назидание всем низшим
созданиям - не утвердив, так сказать, своего благородного превосходства.
Это, конечно, отложилось в психике государя ощущением некоей болезненной
неполноты. Ну, а спустя время это неутоленное стремление к совершенству
прорвалось наружу и...
- Я полез онанировать на эту чертову грушу! - радостно закончил
император. - Вон оно как! Наконец-то мне все объяснили. Ай да доктор! Теперь
я вижу - вы точно гений.
- Да-с, меня так иногда величают,- скромно признал гений психиатрии. -
Однако, ваше величество, вы все же заблуждаюетесь насчет груши - это было
только самовнушение. Все это происшествие с падением разыгралось
исключительно в вашем воображении.
Император ошеломленно замигал:
- Ну, а яйца-то почему тогда распухли?
- Это, разумеется, из-за сострадания к другому вашему другу - аббату,-
спокойно отвечал доктор. - Когда вы узнали о его увечьи - впрочем, также
аутосуггестивном - то это наложило рубец на тонкую душевную ткань вашей
психики. Ну, а впоследствии... яйца-то и распухли.
- Доктор,- недоверчиво поинтересовался Ли Фань,- неужели из-за
сострадания к своему ближнему могут распухнуть собственные яйца?
- Да, если это сострадание сопровождается самовнушением,- заверил
корифей психотерапии. - Ничего удивительного - в психиатрии такие случаи
известны во множестве. Да вот пример из моей жизни - мой племянник очень
дружил с моей дочуркой. Когда ей было двенадцать лет, у ней приключилась
одна женская болезнь... ну, неважно какая... Мой племянник не мог видеться с
ней добрую неделю, а до этого он проводил с Бетти, можно сказать, дни
напролет. И что же? Бедняжка так сочувствовал своей больной кузине, что у
него тоже распухли яйца. А ведь сострадательному юноше было всего тринадцать
лет!
- Ну, теперь я ни за что не буду никому сострадать,- заметил на это Гу
Жуй. - Нет уж, свои яйца дороже - еще распухнут! Куда это годится.
- Знаете, профессор, вы меня все же не убедили,- приставал прилипчивый
зануда Ли Фань. - Вот у нас тут когтеходец есть, итальянский посол де
Перастини. Он вот когтями серет - это тоже, по-вашему, от самовнушения?
- То есть,- уточнил доктор Манго,- его дефекация протекает с такими
затруднениями, что итальянскому послу кажется будто его зад изнутри кто-то
царапает когтями? Вы это имеете в виду под выражением "когтеходец"?
- Да нет! - прозвучал в ответ дружный хор голосов, и к психиатру
вытолкнули де Перастини. - Говорят же вам, он когтями серет! Сами
посмотрите,- де Перастини, да покажите же вы ему!
Итальянский посол осклабился и снял с шеи ожерелье, где в три ряда были
нанизаны разные когти.
- Вот это,- горделиво стал демонстрировать итальянец,- это, доктор,
медвежьи когти, а это вот крокодильи. А вот весь ряд тигриных когтей, а тут
у меня чересполосица: коготь варана, коготь льва, коготь муравьеда, коготь
орла...
- О, какая богатая коллекция,- оценил доктор Манго. - А откуда вы это
взяли?
- Да серет же он ими, говорят же вам! - вновь загремел хор голосов.
- А! - уяснил наконец доктор. - Ну, так что же... Ничего особенного -
типичный случай маниакального когтеходства. В моей практике случались весьма
похожие случаи. Один известный миллионер, к примеру, извлекал из сжатого
кулака предмет собачьего естества, так называемый пэнис канина - причем, это
был не фокус, а исключительно морально-волевой акт. Вот так-с!
- Доктор, расскажите подробнее! - попросила императрица. - Это так
интересно!
Все поддержали, и летописи некитайского двора обогатились следующей
невероятной историей.
Вы скажете: эка загадка, почему Рогфейеру
никто руки не подает! Да потому, дескать, ПОЧЕМУ РОГФЕЙЕРУ что поди до
Рогфейера доберись - сидит себе НИКТО РУКИ в миллионерской недосягаемости и
знать НЕ ПОДАЕТ никого не желает. А вот и ни фигошеньки
подобного. Как раз наоборот - Рогфейер очень
даже подает руку, и вообще - пожимать руки его самое любимое занятие.
Он даже нарочно ездит туда, где его никто не знает, чтобы пожать руки разным
простодушным гражданам. Встанет где-нибудь у порога в ресторане, поставит
рядом табличку: "Здесь побивается рекорд по числу пожатия рук" - и знай
обменивается с прохожими крепким мужским рукопожатием. Конечно, это больше в
выходной - в будни-то некогда, надо бизнес двигать.
Ну, откровенно говоря, таким демократом Рогфейер был не всегда. Не
сразу он до демократии докатился. Раньше-то он на работе за руку только со
своим главным бухгалтером здоровался. Вот и в этот день, пришел он к себе в
офис и поприветствовал главбуха:
- Привет, Арчи! Прекрасно выглядишь,- да и прошел к себе в кабинет.
Только дверь закрыл, а следом Арчибальд и заваливает. Покраснел, лицо
пятнами, очки вспотели.
- Арчи, что с вами? - Рогфейер-то его.
А главбуха аж трясет всего:
- Мистер Рогфейер, я вас крепко уважаю, вы мультимиллионер, мой босс и
все такое, а токо я этого терпеть не согласен! Увольняться я, понятно, не
буду, деньгу вы мне хорошую платите, а токо руки я вам после этого никогда
не подам, так и знайте!
Швырнул на стол и убежал. Рогфейер смотрит - что это такое ему главбух
кинул. Взял, вертит - да и допер наконец: это же, извините меня, penis
canina, по научной латыни выражаясь, а если не по латыни, так вообще собачий
член! Рогфейер чуть со стула не свалился, когда расчухал: ну, где это видано
в приличной компании, чтобы главбух своему родному президенту на стол член
собачий швырял! - Да,- думает Рогфейер,- заездил я главбуха, он, вишь ты, в
рассудке повредился, бедняга! А интересно, где же это он собачий-то предмет
взял? Неужели какую-нибудь дворнягу специально ловил?
Тут к Рогфейеру в кабинет вошел его главный соратник по бизнесу некто
Ворденбийт. Обрадованный встречей Рогфейер распростер ему свои объятия. Они
крепко пожали друг другу руки, и Рогфейер принялся делиться новостями:
- Ах, Ворденбийт, как ты кстати! Представляешь, у моего главбуха крыша
поех...
И вдруг Ворденбийт оборвал его:
- Рогфейер, ты зачем мне в ладонь собачий член сунул?
У Рогфейера аж челюсть отпала:
- Что сунул?
- А вот то,- ответил Ворденбийт и протянул липкую ладонь под нос
Рогфейеру. - Да еще кончил туда! Знаешь, Рогфейер, так благородные люди не
поступают, да еще с деловыми своими партнерами.
Осерчал Ворденбийт, кинул собачий отросток Рогфейеру на стол и ушел, и
дверью хлопнул.
- Да что же они - сговорились меня разыгрывать? - произнес ошеломленный
Рогфейер. - Ведь, кажется, серьезные люди, и вдруг - член собачий на стол
кидают.
В этот момент запищал селектор, и секретарша сообщила:
- Босс, к вам тут делегация из Голопузии, звонил Президент всея
Америки, очень просил их принять.
Вошла делегация, блеща белозубыми улыбками, впереди король и
госдеповец, рядом переводчик, а следом еще десяток голопузцев. Ввиду
политического этикета Рогфейер, разумеется, принялся их обихаживать:
- Давно, давно мечтал познакомиться!
И руки всем трясет с сердечной улыбкой. Ну, голопузцы польщенные рты
лыбят, а дядя короля голопузского - больше всех и долго, долго руку
Рогфейера не выпускал - так приятно было ему с самим Рогфейером здороваться.
Тут госдеповец к Рогфейеру подходит и тихонько так спрашивает:
- Рогфейер, вы зачем нашим потенциальным союзникам в руку собачьих
членов насовали?
Вот те на! - Да, это уж на дружеский розыгрыш не спишешь,- думает
Рогфейер. Но деваться-то некуда, держит мину:
- Все,- говорит,- путем, не обращайте внимания.
И переводчика-то наставляет:
- Переводчик, ты растолкуй им в том духе, будто у нас так принято
уважание оказывать. Вроде как знак отличия.
Переводчик перевел, голопузцы полопотали, и переводчик обратно перевел:
- Они спрашивают, а почему тогда в Белом Доме им никто никакого почета
не воздал?
Рогфейер и тут нашелся:
- Скажи, подобные знаки выдавать могут только очень богатые люди, вот
как.
Переводчик и растолковал - дескать, Рогфейер миллионер, ему для друзей
ни члена не жалко, а у правительства на это казны нет. Голопузцы закивали,
заулыбались, а переводчик снова переводит:
- Король спрашивает: почему ты моему дяде два знака отличия в руку
сунул, а мне один?
- Так он меня вдвое дольше за руку тискал, вот ему больше и досталось,-
разъясняет Рогфейер.
Вот, ушли они, Рогфейер и думает: - Надо что-то делать,- ну и, срочно
звонит своему психоаналитику.
- Билл,- говорит,- я тебе деньгу хорошую плачу?
- Спрашиваешь!
- Тогда срочно гони ко мне!
Потом давай своему главному биохимику звонить в промышленную
лабораторию:
- Биохимик, ты чем занят?
- Да вот, многомиллионый эксперимент провожу, дело всей жизни.
- Бросай к хренам, и сию минуту чеши сюда!
Вот, психоаналитик-то приехал, Рогфейер и говорит:
- Билл, давай за руку поздороваемся!
Ну, потрясли они ладошки, психоаналитик смотрит - Рогфейер ему собачий
член всучил. Спрашивает, конечно:
- И давно это с тобой?
- Да с самого утра,- отвечает Рогфейер. - Только что голопузскую
делегацию проводил - каждый по собачьему отростку унес на память. А дядя
королевский на две памяти собачатины унес. А вон на столе видишь? - еще два
члена валяется. Это Ворденбийт и мой главбух мне вернули.
- Слушай, Рогфейер, а тебе дворняг не жалко? Поди, сколько их,
тварей-то бессловесных, распотрошить пришлось?
- Да ты чо, Билл! - Рогфейер даже руками замахал. - Нешто я Божью
животину резать буду! Ты не понял - я ведь не нарочно кобелятину-то людям
сую. Это само так выходит - пожму кому-нибудь пятерню, а у него это... penis
canina в ладони.
- Да ну, брешешь! - психоаналитик-то не верит, конечно.
- Бля буду! Вот смотри - видишь, чистые руки. Да я хоть пиджак скину -
видишь, нигде ничего не спрятано? Теперь смотри...
И Рогфейер стал сам себе руки пожимать. И что же? Так на пол члены-то
собачьи и посыпались. У психоаналитика глаза на лоб. Тут биохимик подъехал.
Глядит - весь кабинет в кобельих прелестях. Ну, интересуется:
- Вы что, мужики, решили своих дамочек порадовать?
- К чему ты это?
- Да вот кино недавно видел - оказывается, в Китае эти штуковины
женщины для красоты едят.
- Надо же! - говорит Рогфейер. - Может, мне в Китай это продавать?
В общем, растолковали они биохимику, что к чему,- Рогфейер, озорник, уж
конечно, и с гением биохимии за руку не преминул поздороваться,- и сел гений
на стул, крепко задумался над научной загадкой.
А тут Президент всея Америки звонит:
- Рогфейер, ты что это себе позволяешь? К нам голопузская делегация
приехала денег просить, а ты им - собачий член в зубы.
- Во-первых, не в зубы, а в ладонь, а во-вторых, эко диво,-
оправдывается Рогфейер. - Мало ли кто у нас денег просит, а мы ему в ответ -
член собачий. Обычная межгосударственная практика.
Президент так и взвился:
- Дак они же мне нужны для борьбы с коммунизмом! Ты мне не порти
политику. Думаешь, деньги гребешь лопатой, так что угодно можешь вытворять?
- Да ты чо в бутылку-то лезешь? - урезонивает Рогфейер. - Все ить в
лучшем виде прошло, они все во как довольны, особенно дядя королевский.
Спроси хоть госдеповца своего.
- Ладно, я еще позвоню! - пообещал Президент.
А Рогфейер говорит своей науке:
- Вы, господа гении, сидите, решайте научную проблему, а мне надо в
одно местечко смотаться. Вот-вот грандиозная премьера нового русского балета
начнется, а я - глава общества покровителей. Никак нельзя пропустить, да и
тащусь я от балета-то.
- Это у тебя наследственное, тонкий вкус,- говорит психоаналитик.
- Ага,- говорит Рогфейер.
Биохимик с психоаналитиком забинтовали ему руку на всякий случай,
наказали беречь себя, и Рогфейер уехал. А наука осталась в кабинете
Рогфейера и размышляет - как это все с точки зрения законов природы
происходит. Сошлись на том, что ладонь у Рогфейера ловит импульсы
подсознания и преобразует их в живое вещество,- так сказать, торжество мысли
над мертвой материей! Биохимик говорит:
- Мне вот интересно, а как это у него получается, что эти обрубки еще и
в ладонь спускают? Надо анализы сделать - чья это сперма, собачья или
Рогфейеровская?
- А мне интересно,- говорит психоаналитик,- по чьей линии это комплекс
- от папеньки или от маменьки.
Пока они свои теории выводили, вернулся из балета Рогфейер. Залетел,
как ошпаренный, и с порога начал рассказывать:
- Ну, мужики, что со мной приключилось, это волосы дыбом! Сначала,
значит, еду, звонит Президент всея Америки: Рогфейер, ты что наделал? В
Голопузии из-за тебя переворот вышел. Дядю короля голопузского на трон
посадили,- говорят, раз у него два собачьих члена, так он главнее! - Я
отвечаю: Я, что ль, виноват, если он мне руку дольше всех жамкал!
Бороться-то с коммунизмом, чай, будет? - Будет-то будет,- говорит
Президент,- дак ить опять скажут - дескать, Америка во внутренние дела
вмешивается. - Ну и хрен ли? - говорю. - Если кто будет шибко выступать, дак
пошли ко мне, я и с имя всегда за руку поздороваюсь.
Ну, ладно, приехал, смотрю представление, па-де-де из балета. И такой,
понимаете, восторг, такое умиление на сердце - ну, не утерпел, побежал за
кулисы.
- Как же тебя пустили? - спросил биохимик.
- Не пускали, да я объяснил - я, говорю, главный балетный попечитель,
Рогфейер,- небось, слышали, хочу засвидетельствовать свое восхищение
гениальным артистам. Ну, режиссер разрешил - стой, говорит, за кулисами,
токо не безобразничай. А они тут как раз па-де-де танцуют, за плечики
обнялись и туда-сюда по сцене. А у меня умиление, прямо слезы из глаз, про
все забыл, и не знаю, как это вышло, а токо, едва крайняя-то танцорка ко мне
приблизилась, я бух! на колено да хвать ее за руку. И ладошку-то грациозную
ей жму и губами, значит, жаркий поцелуй почтительного восторга запечатлел.
Тут ее товарки, за плечи сцепленные, в другую сторону потащили, она руку-то
вырвала и удаляется. А я вижу, в ладошке-то ее сжатой что-то трепыхается. И
вот моя прелесть балетная ладошку-то осторожно разжала, глянула, что у ней
там, да как запустила им самым в оркестровую яму! Эх, думаю, и как это я
забыл. А ее тут снова ко мне пританцевали - и что вы скажете? Как помрачение
какое-то, силой искусства, на меня нашло - снова я бух на колено! да хвать
за ручку,- и опять она от меня с собачьим обрубком оттанцевала на середину.
Косится на меня, глаза злые-злые, а я сам остолбенел весь с раскрытым ртом.
А она снова р-раз! - собачий кусок в орестровую яму. Чувствую, разорвать
меня готова - а что делать, искусство требует жертв, танцует, как ни в чем
не бывало. И вот, она все танцует туда-сюда, а я все ручку-то ей целую, а
собачатина все в яму-то валится. И как-то так эта балеринка пристрелялась,
что падает вся эта песья гордость прямехонько в большую трубу. А большая
труба как дунет, да как снова дунет - члены-то собачьи так в публику и
полетели!
Вы представляете, господа ученые, какой тут ажиотаж в публике поднялся?
Одни возмущаются, другие от восторга визжат, а два наших национальных
балетмейстера сидят оба зеленые от зависти - дескать, опять их русские
обскакали. И то сказать - когда еще такой авангард видали? Чтобы артистов
всякой дрянью заваливать - это бывало, а чтоб сами артисты публику собачьими
членами закидали - это, сами понимаете, революционная трактовка бессмертной
классики.
А тут Лоэнгрин побежал на сцену арию петь. Я и ему руку пожал -
напутствовал, значит. Только он рот раскрыл, да тут же поперхнулся, стоит,
уставился в свою ладонь. Ему арию петь надо, а он, бессовестный, собачий
член разглядывает - в общем, непрофессионально к делу подошел. Ну, а тут на
меня как навалились все эти танцоры, а я им руки жму, а они...
Короче, очнулся я в своем ролс-ройсе. Шофер перепуганный на газ знай
жмет, кабина вся членами завалена, под глазом - видите? - синяк, зуб
шатается, жопа болит - чувствуете? - а тут снова Президент всея Америки
звонит: Рогфейер, гад, ты чего это наделал? - Я говорю: ты про гастроли
русского балета, что ли? - А он мне: какие, к хренам, гастроли балета! Тут у
меня новый король голопузский на аудиенции был, и ты даже представить не
можешь, чем он со мной поздоровался! Вы, говорит, при личной встрече для
меня знака отличия пожалели, а мне для друзей нашей Голопузии собачьего
члена никогда не жалко! - И орет на меня: Гад ты, Рогфейер, гад, гад!
Рогфейер налил себе виски и, допив бокал, обнаружил там собачий член.
Он спросил:
- Биохимик, это ты кинул?
- Ничего не я,- обиделся биохимик. - Ты же правой рукой бокал-то
жамкал,- ну, вот и получил плод рукопожатия своего.
- И то верно,- признал Рогфейер. - Ну, а вы выяснили, господа гении,
как это я чудотворцем-то заделался?
- Да кое-что разузнали,- говорит биохимик. - Члены-то, Рогфейер, эти не
настоящие!
- Как так? - спрашивает Рогфейер.
- Да так - муляжи это пластмассовые, оказывается.
- Эка жалость! - расстроился Рогфейер. - А я-то хотел их в Китай
продавать модницам тамошним. И почему это из нас с Родшидом настоящих
чудотворцев не выходит, а, мужики? У Родшида, слышь, из промежности монеты
валятся, да токо фальшивые, у меня из ладони собачатина поддельная
сыпется... А я-то уж планы строил - пойду, думаю, в цирк, в его номер, да
как сзади схвачу Родшида за пизденку! То-то, поди, скривится, когда из своей
скважины собачий член достанет!
- Ну, дак иди да сделай! - говорит психоаналитик. - Отличная идея!
- Не,- отказался Рогфейер. - Кабы член был собачий натуральный, другое
дело. А раз поддельный, уже неинтересно.
Вздохнул Рогфейер сокрушенно и говорит:
- Ну, видать, не судьба. Ладно, психоаналитик, давай исследуй срочно
мое подсознание. В чем это там подоплека?
И что вы думаете? Не сплоховал ведь психоаналитик, докопался до
подоплеки. Оказывается месяц тому назад у Рогфейера один великий писатель,
Ли Фань его фамилия, домогался деньжатами до получки разжиться по причине
бедности. А Рогфейер-то неосторожно его собачьим членом и угостил - дескать,
много тут всякой шантрапы шляется. Ну, и обиделся великий писатель, сел да в
момент сатиру накатал.
Так что вот, господа, имейте в виду - не надо художников слова penis
canina угощать. Не любят они этого, великие-то писатели. Бережней с ними
надо, любовнее. А то обидится корифей словесности - и пожалуйста, в момент
Бидермайеру начнет дурной сон сниться - будто он не Бидермайер, а вовсе
Рогфейер, да еще с собачьим рукопожатием.
- Профессор,- спросила императрица, сияя глазами,- признайтесь - это
ведь вы были тем психоаналитиком, что раскрыл причину болезни Рогфейера, да?
- Ну, я вообще-то не хвастась своими заслугами,- замямлил доктор
Манго,- да и врачебная тайна, знаете ли... Ну, я!
Прозвучал хор похвал медицинскому гению, а доктор Манго подытожил,
обращаясь к де Перастини:
- Так что, голубчик, у вас все приключилось на почве самовнушения. Вы,
должно быть, чересчур увлеклись индейской этнографией.
- Да не! - опять раздался хор придворных. - Это, доктор, он из-за
аббата Крюшона хворает!
- Ну, историю болезни я установлю позднее,- самолюбиво отвечал доктор,-
после обследования, да-с... Тогда мы и подумаем, какой курс лечения
применить, вот так-с...
Де Перастини в раздумьи осклабил рот - он уже привык быть когтеходцем и
теперь сам не знал - а стоит ли ему от этого лечиться? Но императрица
ухватилась за слова доктора Манго:
- Да, да, профессор! Кстати о лечении! Как бы нам вылечить моего мужа,
чтобы он не лазил дрочкать на дерево?
- Полагаю, это будет не так уж трудно,- заверил психиатр. - А вы сами,
ваше величество, хотели бы покончить с вашим расстройством?
- А что у меня? - заинтересовался император.
- У вас, по-видимому, аутосуггестивный невроз на почве компульсивной
депрессии сексопатологического характера,- пролил свет научной истины доктор
Манго.
Император испугался:
- Доктор, а это очень опасно? Я могу умереть, да?
- Ну, почему же, мы за вас поборемся... Будем лечить... вплоть до
летального исхода, да-с...
- Профессор! - простонала императрица. - Умоляю вас! Приступите к
лечению немедленно!
- Ну, если супруга настаивает... - развел руками психиатр. - Ответьте,
ваше величество, пожалуйста, мне на один вопрос: вы по-прежнему утверждаете,
будто лазили на грушу и так далее?
- Ясное дело, лазил,- отвечал император, ухмыляясь. - Да это весь двор
видел.
- Та-а-ак-с, а как, по-вашему,- императоры лазят на деревья, чтобы
онанировать в форточки своим фрейлинам?
- Фигню вы спрашиваете, доктор. Ясное дело, что не лазят,- удивленно
отвечал государь. - Им это не полагается. На что король Луи додик, и тот не
лазит!..
- А! - воскликнул доктор Манго. - Я вижу, мой метод уже дает эффект...
Итак, рассудите сами, ваше величество. Императоры, как вы признали, не лазят
на деревья и не онанируют в форточки к фрейлинам.
- Само собой,- подтвердил император.
- А вы, как утверждаете, на дерево лазили и так далее.
- Что было, то было!
- Значит, вы не... не... - произнес доктор, глядя на государя
ободряющим взором школьного учителя, подталкивающего двоечника к верному
ответу.
- Что не? - не понял император. - Яйца не расшиб, что ли?
- Начнем сначала,- терпеливо предложил психиатр Манго. - Ни один
император не лазит на грушу, чтобы онанировать в форточку фрейлине. Ни один
и никогда, так?
- Ну!
- А вы полезли. Значит, вы не... не...
- Я не...
- Не им...
- Кому не им?
- Не им... пе... ра... - доктор Манго, сияя глазами, ободряюще кивал
императору, призывая закончить фразу.
- Я им не пера никому,- повторил владыка Некитая. - Точно! - воскликнул
он. - Во вам, по-ал?!. - император показал придворным большой кукиш. -
Молоток, доктор! Правильно ты мне подсказал!
- Так,- протянул нахмурясь, доктор Манго. - Похоже, без курса усиленной
терапии все же не обойтись.
В это вермя позади трона послышался скрип потайной двери и свистящий
голос Фубрика окликнул императора:
- Лысый! Лысый! А ну, подь сюда!..
Император втянул голову в плечи и поспешно оглянулся. Внимание всех в
этот момент сосредоточилось, однако, на докторе Манго: он с важным видом
что-то растолковывал придворным, которые стеснились вокруг него поближе к
трону. Пользуясь этим, император потихоньку сполз с кресла и юркнул за его
спинку. Фубрик делал ему рукой нетерпеливые знаки, высунув голову из-за
двери.
- Че за шухер, Фубрик? - как можно развязней спросил 63 император, в
душе прозорливо приготовясь уже отведать моргушника.
Предчувствие не обмануло государя - моргушник Фубрика был болезнен и
свиреп, а его выволочка справедлива:
- Лысый,- злобно выговорил урка,- ты нам какого гов.маршала прислал,
падла?
- А что? - упавшим голосом спросил государь.
- Да ни хрена же не слышит, дятел! Хотели его на стрему поставить, а
он, гондурас, не понимает!..
- А,- признал император,- это я перепутал, точно. У меня тут два
гов.маршала - один глухонемой, а другой у воров на стреме стоит.
- Так какого же Нельсона? - вскинулся Фубрик.
- Уй-а-а... - отступив на шаг, император потер лоб. - Фули ты, Фубрик,
ну, перепутал я... В натуре, я сейчас другого гов.маршала вам пошлю!
- Да ладно уж,- махнул рукой Фубрик, смягчаясь. - Мы уж пошабашили на
сегодня.
- Ну? А много выкопали?
- Да ништяк. Эти копали твои пособили,- снисходительно похвалил вор.
- А фараон этот как? Принес карту?
- Куда он денется,- ухмыльнулся Фубрик. - Маета мне с ним, Лысый.
- Пошто?
- Да... - махнул рукой Фубрик. - Чмокать, зараза, приладился. Пока
карту отдал, пять раз почмокал. Отдаст лист, покажет где что - и чмокает.
Потом еще лист отдаст - и опять чмокать ему надо. Так вот всю карту и
разобрали - через чмок. У меня конец весь распух.
- Ну,- покрутил головой император. - Это, Фубрик, у тебя от сострадания
к своему ближнему. Мне вон только что наука разъяснила - от того всегда
что-нибудь распухает, яйца или... А слышь, Фубрик, может, мне его на
гауптвахту посадить за это?
- Да хрен с ним,- скривился вор. - Он мне теперь без надобности. Если
что - сам с ним потолкуешь. Слышь, Лысый,- и урка кивнул в сторону зала,- а
что у тебя там за толковище?
- А, это... Это у меня прием тута,- стеснительно разъяснил император. -
Тут к нам доктор научный приехал, психозы будет лечить, у кого крыша едет.
- Ты смотри,- сплюнул Фубрик,- психозы им лечить, фраерам... Ну, а что
за шмон-то был? Фараоны тут чего шманались?
- А, это... лысого пидара искали,- отвечал император вору, оглядываясь
назад - не видит ли кто затянувшейся беседы. - Да токо не нашли никого!
- А чего его искать,- заржал Фубрик,- когда вот он - передо мной!
Император помрачнел.
- Да ладно, Лысый,- похлопал блатной императорское плечо.- Не вешайся
покамест, шуткую я. Мы с пидарами не водимся, сам знаешь! Ну, до завтра!
Император вернулся на трон. Он кинул опасливый взгляд на МВД - не
заметил ли Кули-ака его отсутствие. Но министр внутренних дел о чем-то
разговаривал с министром секретной связи и газетчиками и, вроде бы, ничего
не замечал.
Меж тем императрица отозвала профессора Манго от толпы придворных и
вполголоса расспрашивала его:
- Доктор, не щадите меня - сообщите, что с моим мужем? Он ведь болен?
Чем?
- Увы, государыня,- вздохнул суперпсихиатр,- я не могу скрыть от вас -
болезнь вашего супруга очень серьезна. У него мания величия - он считает
себя императором Некитая.
- Да?!. - ахнула государыня. - Скажите, это очень опасно? Вы сможете
что-то сделать? Он будет жить?.. О, ну, скажите же мне!
- Я сделаю все, что в моих силах,- успокоил доктор Манго. - Но, однако,
на быстрые результаты, увы, рассчитывать не приходится. Его мания
чрезвычайно запущена.
- О чем вы толкуете? - поинтересовался император. - Обо мне, что ль?
- Лысый! - в этот самый момент снова послышался голос Фубрика. -
Лыс-сый!..
Государь, перегнувшись назад через спинку трона, взмолился свитсящим
шепотом:
- Фубрик, в натуре! Засекут же!..
- Не ссы, Лысый!.. - таким же шепотом отвечал Фубрик. - Я тебе сказать
забыл: завтра на час раньше приходи, по-ал?
- Фубрик! - вдруг вспомнил император и, соскочив с трона, поспешил к
своему пахану. - Слышь, подмогни, а? Тут такое дело - кент весточку прислал,
а мои, понимаешь, шифровальщики, ни хрена понять не могут. Во, читай,- и
государь протянул вору святое письмом от графа Артуа.
Фубрик, посопев, прочел депешу и цыкнул сквозь зубы:
- Пидары твои секретники! Как дважды два ясно - граф твой вставную
челюсть бабки своей у твоей марухи в спальне оставил. Просит прислать,
по-ал?
- А чего же мне какое-то фуфло гнали про северный полюс? - изумился
император.
- По фене это,- авторитетно растолковал урка. - Нашу феню, кореш, никто
никогда не расшифрует. Ну, бывай!
- С кем там шепчется ваш супруг, мадам? - осведомился меж тем доктор
Манго у императрицы.
Императрица с задорными огоньками в глазах заговорщицки сообщила:
- Это Фубрик, кент моего мужа. Он такой блатной, такой блатной, у! Они
с Жомкой и моим мужем роют подземный ход, чтобы ограбить дворец. Но только
тс-с-с!.. Это государственная тайна!..
- Да?.. - скрутило голову на бок светило психиатрии. - Ин- те-рес-но...
Любопытнейший случай коллективного самовнушения... Я должен это исследовать,
да!
- Доктор! - императрице не терпелось поговорить о своем. - Вы знаете -
у меня тоже ужасная патология. Мне так необходим ваш диагноз! Представляете?
- когда меня умоляют снизу сбоку, я всегда плачу, а когда умоляют сверху
сзади, я всегда хохочу - ну просто как дурочка! Это ведь невроз, правда?..
- Ну,- сказал доктор Манго,- так сразу я установить не могу. Нужен
осмотр, знаете ли, то, се...
- Так зачем же вы медлите, доктор! - вскричала императрица. - О, я так
больна, так больна! Идемте же - я вверяю вам жизнь свою! осмотрите меня
всю-всю!..
Императрица схватила доктора Манго за руку и поволокла в будуар. Принц
проводил их взглядом и сказал, имея в виду рабочий ресурс доктора Манго:
- Дольше двух недель не продержится.
- Продержится,- отвечал Ахмед. - Он ей мозги психиатрией чесать будет.
Макрай!
пнд. Ну и додик этот доктор Манго! Вот не
думал, что найдется придурок еще хуже моего ДНЕВНИК ПРИНЦА папашки. А я
уж их стоко видел козлов один
аббат чего стоит. Как это Джуси Манго может
лечить психов если сам псих? Впрочем, он говорит, что папанька не псих,
а только внушил себе это и остальные психи то же самое. Посмотрим, как он
будет лечить мадемуазель Куку эта грымза совсем рехнулась. пнд. Вчера
спрятался на сеансе фрейлины Куку. Полный отпад: та час несла ахинею про
какие-то корочки. Непонятно что, токо понятно, что какая-то несусветная
непристойность. А сегодня этот додик залез на грушу (кстати, на самом деле
это слива) под окном Куку и хотел свистеть оттуда соловьем. Это чтобы
сменить у грымзы форточную установку с отрицательной на положительную - это
он так объяснил. Но наша Куку приделала к ветке веревку. Горе-врач полетел
очками вниз в яму с гнилыми помидорами. Старушка выкопала ее ночью тайком от
всех. Вот тебе и чокнутая.
Кстати, насчет копать - додик-папаня все ходит с этим Жомкой и Фубриком
рыть ход. Нет, все-таки этот Манго папашке и в подметки не годится - тот
просто суперкозел. Как он будет сам себя обворовывать? Может, он в книгу
рекордов Гиннеса хочет попасть? пнд. Похоже этот Манго что-то прознал про
подкоп - больно усердно он взялся пользовать козла-папашку. Смешно до
чертиков, только больно громко они лают и орут.
А вообще на доктора большой спрос - весь двор взялся у него лечиться.
Конечно, им всем место в дурдоме да токо первым туда надо отправить это
сочное Манго. Вчера вечером он проводил терапию папаньке. Папанька висел на
дереве, перекрутившись вниз головой и дрыгал ногами. Манго заставил его
орать тонким голосом:
- Я маленький розовый раздолбай! Я застенчивый розовый раздолбай!
А сам доктор в это время враскорячку бегал взад-вперед по траве в одних
кальсонах и гудел, размахивая американским флагом:
- В-жж-ж-ж-и-у! В-жж-ж-и-и-у!
Мне это до того обрыдло, что я взял на кухне ушат помоев и окатил их
сверху, а Ахмед гаркнул:
- А ну харэ орать, людям спать надо!
Папаня кое-как сполз вниз и сказал, что чует запах какого-то гнилья.
- Я тоже,- обрадовался доктор Манго. - А крик вы слышали?
- Харэ орать? Слышал, конечно,- отвечал папанька. - Это мой конюх
кричал.
Доктор Манго объявил, что это великая минута: у них наконец-то
состоялась перцептуальная синхронность и установился раппорт. Теперь, мол,
начался новый отсчет. Наверное, он имеет в виду, что начнет брать за лечение
втрое больше. пнд. Смотри-ка, наш психиатр оказывается не такой козел: у
него на приеме побывали эти сиамские педики Тяо Бин и Сюй Жень, и он
объявил, что впервые встретился с безнадежным случаем. Еще бы - аббат Крюшон
их в поросячей моче крестил и то не помогло - охота что ли доктору с ними
связываться.
А я вчера написал Манго записку, чтобы он ночью полез в спальню к
маманьке по водосточной трубе и чтобы непременно голым и головой вниз задом
вверх. А сегодня поспорил с Ахмедом на 2 шелбана, что додик-психиатр полезет
по водосточной трубе голым задом кверху. Интересно, кто выиграет? пнд. Я! Я
выиграл! Манго не только пытался залезть, но еще и застрял. Он заранее
сбросил с крыши веревки хотел залезть каким-то горным способом. Токо
альпинист из него такой же говенный как психиатр - наш скалолаз зацепился за
трубу сразу бородой, ухом и кое-чем. Зато мамочка была жутко растрогана
сегодня все толкует о романтичных мужчинах и фрейлины дуры ей подпевают
тоже.
Кстати, эта ее Зузу лахудра та еще. Она вечером зажала меня в коридоре
и полезла лапой в штаны идиотски хихикая. А я достал из кармана жука-оленя и
сунул ей за пазуху. Она визжала громче сотни розовых раздолбаев. пнд.
Папашин подкоп идет полным ходом. Мы с Ахмедом пробирались к месту и все
осмотрели. Ахмед сказал, что ход ведет не к казнохранилищу, а к маминой
спальне. Это мамины штучки. Они с доктором Манго все хотят встрять в эту
папанину паранойю с ограблением.
Два дня назад папанька возил психиатра и придурка гов.маршала в кабак
на встречу с кентами. Они все оделись как чучелы - думали что это
по-простонародному для конспирации. Манго надел шахтерский шлем и
телогрейку, папаня прицепил бороду и парик. Фубрик увидел, как они
вырядились и сразу всадил папе-додику моргушник. Между прочим, я тоже туда
втихаря ходил. А маманя приперлась вся расфуфыренная и намазалась как мумия
и села через стол. Кстати первый раз видел Пфлюгена и Тапкина как они поют в
кабаке "Дрочилку Артуа". Такая умора!
Потом все нажрались как поросята. Папа все пытался доказать какой у
него авторитет, а Фубрик ставил ему моргушники, а гов.маршал объяснял
козлу-психиатру что это в шутку, а Жомка расспрашивал Манго из какой
психушки он сбежал но доктор не раскололся. Этот горе-врач все пытался
поставить Фубрику и Жомке диагноз и заработал от обоих по моргушнику. Я уже
видел как Фубрик ставит папаньке, а оказывается Жомка тоже умеет. А маманька
села Жомке на колени и хохотала как лягуша а потом они куда-то ушли и унесли
карту с подкопом они ее тоже в кабаке все смотрели, а папаня с гов.маршалом
стали спорить кто из них лучше на стреме стоит а Манго полез к Тапкину и
Пфлюгену лечить им самовнушение что они иностранные послы и рикши, но тут
меня увел домой Ахмед и я больше ничего не видел. пнд. Наконец-то ограбление
состоялось. Штемп-полицай конечно никого не поймал. И вообще никого не
поймали хотя в газетах отчет Кули-аки о полной победе и разгроме банды и
бегстве. По-моему никто вообще ничего не понимает. Маманька ходит вся
сердитая, психиатр разводит руками и лепит какую-то лажу про самовнушение
папанька как говна поел но он всегда такой, а обер-полицай ревел в туалете я
сам видел. Спецоперацию спецслужб провели блестяще токо ни сейфа ни короны
со скипетром ни Жомки ни Фубрика - тю-тю! один гов.маршал арестован и дает
показания да и того скоро выпустят так Ахмед сказал он все знает. пнд. Папа
вылечился и отрекся от престола.
ВЭЙ ЦЗИ*
____ * и это еще не все
Популярность: 1, Last-modified: Wed, 09 Feb 2000 15:58:58 GmT