---------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой основе
при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение
настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста
без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
---------------------------------------------------------------
По вопросам коммерческого использования данного произведения
обращайтесь к владельцу авторских прав по следующему адресу:
Internet: [email protected]
Тел. (044)-440-54-95
© Copyright Владимир Пузий (АРЕНЕВ), 1998
Email: [email protected]
WWW: http://www.faust.net.ua/~puziy/
---------------------------------------------------------------
Станция мягких игрушек
(из цикла "Киевские истории")
Ну что? - съездил, отдохнул, набрался впечатлений. Все как у всех.
Ничего особенного.
Как говорится, отпуск длится ровно столько, чтобы успеть от него
устать. Наверное, это у нас в крови: не привыкли, понимаешь, отдыхать. А
привыкли, чтобы каждый день - бой, с самого раннего утра, от вызова лифта,
который поднимается на все этажи, а вызывается только на четные, - до
втискивания в маршрутку, от спора с начальством - до... А-а, что говорить, и
так ведь знаете. Сражаться умеем с пеленок, отдыхать учимся к старости...
кто доживает.
...Ну, у детей мы не были давно. У них - своя жизнь, у нас - своя, и
живем мы как будто на разных материках; и это, наверное, правильно. Пускай
даже иногда становится грустно, все равно, так лучше, чем...
Н-да, поехали, значит в отпуск. Младшенький-то наш здесь, в Киеве, а
старшая вышла замуж да и уехала к мужу, в Беларусь. На свадьбе мы, само
собой, были - как не быть, а вот потом все не получалось. То собирали деньги
на одно, то на другое, да и старуха моя как ни выходные - на даче. Одним
словом, не складывалось у нас с такой вот поездкой. А на это лето - так
совпало - дали нам отпуска на август месяц, и мне, и ей. Я уже намылился на
рыбалку с Василичем, но Светлана моя качает головой и говорит: так мол и
так, не пора ли дочку проведать? И на всякие мои разумные возражения ("дык
клев же, и Василич как раз место новое нашел - клевое место") отвечает не
менее разумными аргументами, что так нельзя, что кроме рыбалки, есть и
другие радости жизни, и вообще, как мне, старому пню, не стыдно: внука уже
не видел столько лет! Ну не позорище ли?!... А раз позорище, вот тебе деньги
и маршируй в кассы. Тем более, что Валентина в последнем письме обижалась и
опять приглашала приезжать.
И вот, в результате мы-таки поехали. Естественно, в поезде: откуда ж у
нас на самолет деньги возьмутся? А в плацкарте - духота; как, простите за
банальность, в доменной печи сидишь. Молодым-вон хорошо, они чуть не в
плавках по вагону шастают, а нам-то уже и неприлично вроде. Но туда ехали -
ничего, потому что из жары да в холодок (пускай и относительный) попасть
приятнее, чем наоборот.
Ладно, приехали, отгостили положенное - избавлю вас от подробностей,
рассказ мой о другом. И вот возвращаемся в стольный Киев-град, накупивши,
как водится, подарков сыну и маленькому внуку, Коленьке. Конечно, на нашу
зарплату особенно не разгуляешься, но и Валентина, само собой, кое-что
передала. Мы с этим "кое-чем" загружаемся в вагон, и уже отдавая проводнице
билет (а за окном - покачивается и отъезжает вокзал), понимаю: забыл! Забыл
я, старый склеротик, купить Коленьке то, о чем он так просил. Игрушку.
Скажете: не беда? Скажете: можно и в Киеве купить? Да только внучек по
ярлычку и поймет, что игрушка не белорусская. Он же специально просил, чтобы
с ярлычком, он их собирает - это игрушковы "паспорта".
Ну и как теперь быть?
А поезд уже выехал за город, и не прыгать же, в самом деле, с подножки.
Ладно, дам телеграмму, Валентина перешлет с проводницей.
Едем потихонечку. Взяли постели, Светлана поужинала - и спать, устала
она от всех этих путешествий. А мне не спится: во-первых, парилка-душилка в
вагоне страшнючая, просто невообразимая, а во-вторых, совестно мне, что
забыл про внука. Запился-загулялся дед, последнюю память растерял.
То я ложусь, то я встаю, иду курить - нет мне сна, хотя бессонницей
никогда не страдал. Одно облегчение: когда стоим подолгу, выхожу на станцию
свежим воздухом дышать.
Как стало темнеть, задремал. Однако ж спал кусками, урывками, и мучение
это скорее походило на то, как лихорадочные больные в бреду мечутся. И вот
на факт сей прошу обратить внимание. Дальше поймете, почему.
Крутился я, вертелся, дремал, а потом слышу: остановились. И
основательно так остановились, похоже на то, что есть время побродить по
перрону. Я ноги - в туфли, рубашку накинул и к проводнице: милая, говорю,
долго ль стоять будем? Отвечает: полчаса. Вот и ладушки, киваю, я отлучусь
на улицу, кликнете, ежели забудусь, - хорошо?
Она пообещала позвать, и я вышел на станцию.
Знаете, когда едешь в поезде и делать нечего (а ночью ведь не
почитаешь), единственное развлечение - смотреть в окно. И за окном - словно
другой мир. Пустой перрон, каждый звук отчетливо слышен, светится изнутри
вокзал, ходят одинокие фигурки людей. В такие моменты кажется, что
одиночество можно потрогать наощупь.
А здесь - вышел на платформу: совсем другая картина. Скоро полночь, а
вокруг людей, как на площади, но не отъезжающих, нет, а местных жителей.
На каждой станции есть свои лоточники, и удивляться, в общем-то, здесь
нечему. Жизнь штука такая, не всем в блестящих машинах кататься, кому-то
нужно и картошку выращивать, кому-то - рыбку ловить. Да и зазорного я в этом
ничего не вижу; пускай каждый занимается тем, чем получилось да захотелось
заняться, лишь бы не воровством иль убийствами. А если вырастил ты на
грядках помидоры и захотел продать на вокзале - продавай на здоровье.
Кто-нибудь, глядишь, и спасибо скажет.
Но эти не помидоры принесли, не рыбу, не птицу - нет. А принесли
они мягкие игрушки. Множество самых разных игрушек, больших и маленьких,
тигров, слонят, медвежат, аистов, микки-маусов и один детский бог ведает,
кого еще. Я поначалу не понял, откуда такой "ассортиментище", а потом
смекнул: не велика загадка, - завод, наверное, под боком, и завод этот
расплачиваться деньгами не может, вот и отдает товаром. Или просто
работникам брать игрушками зарплату удобнее, раз есть такая возможность
продавать проезжающим.
А еще я смекнул, что таможню мы пока не проходили, и значит, игрушки-то
белорусские, с "заграничными" ярлычками-"паспортами". Прям как по заказу.
Вот и кошелек в кармане с местной валютой, которую не догадался (выходит,
правильно не догадался) вовремя отдать Валентине.
"Аборигены" тем временем снуют себе вдоль вагонов, запрыгивают, в каких
проводницы пускают, бойко так предлагают плюшевый товар. Отбросил я окурок
да и пошел, отыскивая взглядом что-нибудь подходящее.
(Смешно сказать, ну да придется. Почти все продающие были там молодые.
Я не то чтоб... Просто есть такие восемнадцати-двадцати двух летние люди, с
которыми иметь дело крайне неприятно. Они не то чтоб хулиганы какие, нет.
Они - "модная" молодежь, если вы понимаете, что я имею в виду. Глядят на
тебя, как на жука колорадского и во взгляде читаешь удивление: чего ж ты,
дед, на свете подзадержался, бедняга этакий. Поспешил бы...)
Вот, значит, таких там было больше всего. И подходить к ним я не имел
ни малейшего желания. А тут заприметил одну, женщина средних лет, спокойная,
тихая, стояла себе в сторонке и вроде как и продает игрушки, а вроде как и
нет. И решил я, что хлыщи модные сами управятся со своим товаром, а у нее
никто ничего не купит... разве что я.
"Доброй ночи, - говорю, - не просветите, любезная, откуда столько
игрушек взялось? Или Дед Мороз с некоторых пор открыл в вашем городке
филиал, чтобы с севера на своем горбу все не волочь?"
Она улыбнулась моей незатейливой шутке и покачала головой.
"Нет, - отвечает, - дело в другом".
И молчит.
"Ладно, - говорю, - не буду вас утомлять расспросами, скажите лучше,
сколько стоит это удовольствие", - и показываю на большую, с двухлетнего
мальчишку, собаку. А собака та удивительная: кожа у нее белая, а пятна -
черные. Детям такие нравятся, потому что есть один диснеевский мультик и там
эти собаки за главных героев. Правда, в породах я никогда силен не был,
поэтому как зовут черно-белых красавцев, не помнил.
Женщина в ответ только качает головой.
"Зачем, - спрашивает, - вам?"
"Да, - подумал я, - с такими вопросами долго тебе с товаром носиться".
Но почему-то не ушел от нее, как следовало бы, а продолжал выпытывать.
"Знаете, - отвечаю, - люблю долгими зимними вечерами лежать на ковре у
телевизора и играть. Я понимаю, что это неправильно, что мальчики должны
отдавать предпочтение солдатикам, а не куклам, но так уже эти солдатики
осточертели! - не поверите".
"Не верю", - улыбнулась женщина. "Врете вы все, наверняка ведь внуку
покупаете".
"Ну внуку. А что, моему внуку такую игрушку нельзя? Почему? Или вы
просто их не продаете?"
"Да продаю, - вздохнула она, - куда ж мне деваться? Только... не
покупайте вы ее, ладно? Приедете домой, сходите в магазин..."
"Не могу, - объясняю, - нужно непременно белорусскую. Вы же знаете этих
современных детей с их современными играми. Представьте, внук считает
игрушечные ярлычки паспортами. У него каждый звереныш с документом. Одним
словом, какая жизнь, такая и игра".
"Это вы точно сказали", - она словно встрепенулась вся. Неприметная с
виду, в платьице невзрачном, с волосами, собранными в "кулачок", эта женщина
неожиданно проявилась совсем по-другому: в глазах ее мелькнула такая мука,
что я даже вздрогнул, невольно делая шаг назад.
"Это вы точно сказали", - повторила она притихшим голосом. "Какая
жизнь, такая и игра. Не покупайте, езжайте себе по добру - по здорову".
"Никак не могу. Но если... если вы не можете продать, то я пойду к
кому-нибудь другому, не беспокойтесь".
"А какая разница?"
"Это вы у меня спрашиваете?" - удивился я. "Откуда ж мне знать?!"
"Послушайте, - сказала она, и протянув руку, взяла меня за кисть, -
послушайте, у вас была в детстве любимая игрушка?"
"Конечно. Но при чем..."
"Что? Что это было?"
Я помедлил. Все-таки нелегко рассказывать такое незнакомым людям: это
почти интимная подробность, и чем ты старше, тем более личными становятся
подобные воспоминания. Однако же я ответил: "Набор солдатиков. Помните, были
такие..."
Она оборвала меня: "Подождите. Не то. Я говорю о любимой игрушке, а не
о любимых солдатиках. Любимой мягкой игрушке. Той, с которой вы ложились в
кроватку, с которой засыпали, которую пытались кормить шоколадом и никогда -
манной кашей, потому что она, как и вы, терпеть не могла манную кашу..."
"Откуда вы знаете?!"
Женщина улыбнулась: "Какой же ребенок любит манную кашу?"
"Вы правы, у меня была такая игрушка. Собственно, я почему сразу не
догадался? - я же никогда не называл его игрушкой. Он был чем-то большим,
нежели просто вещь".
"Что это было?"
"Лева. Маленький голубоглазый львенок. Вы угадали, я на самом деле
ложился с ним в кровать - (честно говоря, даже не мог заснуть без него,
когда однажды Лева порвался, и мать взяла его, чтобы зашить). ...Его звали
Лева".
"Ведь правда, он был почти как человек?"
"Правда", - я потянулся за сигаретами. Эта женщина заставила меня
вспомнить такое дремучее прошлое... Но, по правде говоря, я обрадовался этим
воспоминаниям.
"Он был словно ваш маленький брат", - сказала она. "Ваша маленькая
копия, я права?"
"Вы психолог?"
Женщина грустно улыбнулась: "Когда работаешь на фабрике мягких игрушек,
поневоле начинаешь разбираться в подобных вещах. Видите ли, у вас, как и у
тысячи тысяч других людей, в детстве был вот такой плюшевый братец. И вы
росли вместе с ним - до определенного момента, а потом оказалось, что он уже
не может рости дальше, и вы распростились. Он остался в Детстве, а вы ушли в
Отрочество, если так можно выразиться. То же самое, по сути, происходит, с
каждым ребенком. А знаете, почему?"
Я совершенно честно ответил, что не знаю.
"Потому что каждому ребенку нужен такой вот игрушечный друг. В
маленьком человеке слишком много того, что сейчас принято называть энергией:
мысли, чувства, эмоции, побуждения, смех, слезы, удивление... Боже мой,
всего и не перечислить! А родители всегда заняты, они на работе; а бабушки с
дедушками в нынешние времена редко нянчатся с внуками - им тоже приходится
зарабатывать на жизнь. И все, что возникает в ребенке и должно выплеснуться,
выплескивается на Любимую Игрушку. Да-да, именно с большой буквы.
Где-то я читала, что растения могут слушать музыку. "Музыку"! А в
ребенке бурлит такой водоворот энергий... куда там музыке! И все это, как
правило, направлено на игрушку".
"... И игрушка становится одушевленной!" - закончил я.
"Вы совершенно зря иронизируете. Поймите, ничто не возникает из ничего
и не уходит в никуда. Кажется, еще Ломоносов понял, хотя и до него,
наверное, знали.
Вы видели когда-нибудь, как старые-престарые бабушки преображаются,
стоит им лишь часок-другой побыть с внучонком? ...А читают, читают в газетах
про энергетических вампиров, обвешиваются чесноком, как гранатами! - вот
вам, вампиризм в чистом виде. Только называть его лучше симбиозом. Или
паразитизмом, как больше нравится. В конце концов, ребенок не страдает (как
правило) от того, что бабушка "прибирает к рукам" немножко его энергии: эта
энергия и так хлещет через край..."
"И попадает на игрушку".
"Да, попадает на игрушку. Наматывается на нее, как нитки на катушку. И
с какого-то момента времени не только ребенок воздействует на любимого
медвежонка, но и наоборот. Возникает взаимосвязь".
"Слушайте, - спросил я, - вы часом не ведьма?"
Женщина тихонько вздохнула: "Наверное, ведьма. Бабка у меня была...
лечила всех... и вообще. Говорили про нее всякое. Но если я и ведьма, то
ведьма не ученая и, как это принято сейчас говорить, не практикующая. Не
боитесь?"
"Да нет, вроде".
"Ну тогда я продолжу.
...Собственно, и продолжать-то нечего. Ясно и так: энергия
"наматывается" на игрушку не только от ребенка. Представьте: гостиная
комната, телевизор, а напротив - сидит в модной итальянской стенке плюшевый
заяц. Как украшение. Молодожены смотрят по коммерческим каналам боевики с
кровью и "ждут" ребенка. Появляется ребенок, и заяц, "наглядевшийся" всяких
там мордобоев торжественно сыну (или дочери) вручается: "Играй,
ненаглядный". Понимаете? Понимаете. Вот такие дела".
"Ваш пес тоже боевиков насмотрелся?"
Она взглянула на игрушку: "Этот? Нет, с ним случилось кое-что похуже.
Да и не с ним одним. Не зря ведь мудрые люди говорят: "святая земля",
"проклятая земля". За такими словами иногда кроется намного больше, чем
можно себе представить. У нас в Белоруссии, сами знаете, в войну страшные
дела творились: партизаны, немцы, все перемешалось, и уж что одни, что
вторые... не играли они в героев, они жизнь спасали, свою и своих детей. И
как раз за нашим городком было такое место... где сначала немцы партизан, а
потом те - немцев пленных... убивали. Так и лес называется: Гробки. И
все знали, что нельзя оттуда ни ягоды-грибы нести, ни деревья. "Проклятая
земля".
А нынче век-то современный, скоростной. Опять же, отцы и дети, вечная
проблема. Казалось, живешь, оступаешься, разбиваешь лоб и говоришь им: ну не
идите вы по тем самым тропкам, где мы, несмышленые, хаживали! Не слушают...
Приехала "фирма", построили за городом фабрику игрушек. Иностранцы, им
до местных суеверий дела нет, да и по-нашему они ни бельмеса. А переводчикам
что за забота? - предупреждать дорогостоящих клиентов. Построили, значит. И
рабсила как раз нашлась, молодежь наша местная. Все довольны, всем выгодно.
Словечко-то какое: "выгодно"! Противное словечко, когда его делают
главнее иных слов.
Зажили припеваючи, как в сказке. Деньги иностранцы хорошие платят, тут
ничего не скажешь. А есть желание - получи зарплату товаром. У нас теперь в
каждом доме, считай, заяц стоит или зебра".
"Заяц?"
Понял я, что не случайно она этого зайца поминает.
"Да, - говорит, - заяц. Вот мои-то этого зайца и принесли в дом. Потом
- внук, они ему и дали, пускай, мол, ребенок тешится... Помните, я говорила,
что между игрушкой и дитем появляется взаимосвязь? Он и начал "разматывать"
тот "клубок", что на зайце намотался. Маленький клубочек, незаметный -
сколько там той злобы да крови осталось? - после войны-то, почитай, полсотни
лет прошло. Ну, конечно, фильмы-боевики раздули огонек. А мальчонка и
подхватил. Подрос чуть-чуть, и вот начинаются странности. Какую игрушку ему
не подарят, - разорвет и испоганит. Только зайца не трогал. Только его
одного, проклятого.
Потом Рита заметила: он тараканов давит. Что само по себе удивительно;
конечно, дети не боятся гадов всяких, пока их родители этому не научат,
но... мальчик ведь не просто их в руки брал или там... ну не знаю... одним
словом, он их давил, и давил с наслаждением. Потом замучил
соседского котенка...
...Я чувствовала, что что-то не так, но понять не могла. Не ведьма я,
понимаете, хоть и остались от бабки какие-то силы. Потом - как озарение. Ну,
почитала я еще всяких книжек, сейчас этого добра хватает. Говорю Алесю:
нужно зайца уничтожить. А сама думаю: "Если не поздно еще".
Сожгли мы его, на пустыре, а пепел - в землю, и чтоб ни одна
пепелиночка не улетела. Не поверите, конечно, но я чувствовала, когда
несли, как от игрушки исходит страшная злобная волна - "подрос" он вместе с
мальчиком".
"И что же дальше?"
"А что дальше? Все. Поздно. Мальчик уже "воспитался", и теперь сложно
его "переделать". Да и некому, как оказалось, этим заниматься. Дочка с зятем
на работе, я - тоже. В садик отдавать страшно: игрушки там, все те же
игрушки. И дети, на игрушки похожие. Телевизор? Так ведь там похлеще садика,
выстрелы на каждом канале, выстрелы, выстрелы, выстрелы... А книжки читать
он не любит... да и в книжках..."
Помолчали.
Я смотрел на белого с черными пятнами пса... и мне было жаль его.
Предназначенный дарить кому-то радость, он превратится в чудовище и
превратит в чудовище незнакомого мне маленького человека.
"Внимание, с пятой платформы отправляется скорый поезд No 105,
сообщением..."
"Это мой", - сказал я. "До свидания".
И поспешил к вагону; не хватало еще только остаться здесь, на
безымянной станции. (Впрочем, я врал себе. Станция эта не была безымянной, и
торопился я совсем по другой причине. Мне вдруг стало страшно от одной
только мысли, что придется побыть в этом обреченном на злость городке. И
молодые люди, снующие вдоль состава, предлагающие игрушки, тоже пугали
меня).
Я успел. Забрался на полку и не удержался-таки, выглянул в окно. Поезд
ехал, и перрон вместе с ночными торговцами потихоньку отползал назад;
блестели черными пятнами глаз мягкие игрушки, на этот раз не сумевшие
отыскать себе новый дом. Но я был уверен, что им рано или поздно повезет.
Ладно, едем и едем. И мне-то жаловаться совсем грех, потому что,
неожиданно для самого себя, я задремал и, вроде, крепко задремал, не в
пример предыдущим попыткам. Однако ж - нет счастья на свете! - разбудили
меня.
Гляжу: парни в камуфляжах. Таможенники, значит.
И безо всякой задней мысли я тянусь к рубашке, в которой у меня лежат
кошелек и паспорт - тянусь и обнаруживаю, что рубашка-то вот она, висит на
вешалке, а паспорта с кошельком нет как нет. И выходит по всему, что забыл я
их на станции мягких игрушек! (Если, конечно, дама с собачкой не стянула,
пока мне зубы заговаривала).
Но тут просыпается Светлана, видит меня в расстройстве и сообщает, что
если я волнуюсь насчет паспорта, то совершенно зря. Потому что когда я спал,
она брала у меня деньги и заодно переложила к себе паспорт. Чтобы кто-нибудь
случайно не стянул.
"Подожди, - говорю я ей, - подожди. Когда же ты деньги-то брала, если я
на последней-распоследней станции выходил из поезда с кошельком?"
"Ну, - отвечает, - когда ты выходил, не знаю, а я - недавно. Ты ж сам
сокрушался, что Коленьке игрушку не купили, так?"
И поднимает кровать, и показывает мне, что в ящике, рядом с нашими
сумками, лежит огромный заяц.
Выражение лица у меня, наверное, в тот момент было впечатляющее, потому
что пограничники, как один, навострили уши и сделали стойку.
И тут: "Мяу!"
Аж вздрогнули все.
А ехала с нами девочка, лет двадцати-двадцати пяти, вместе с котом. Их
пригласили сниматься на рекламный ролик каких-то там кошачьих консервов, и
вот теперь отсылали обратно. (Непонятно, правда, почему через Минск. Я решил
еще, что выдумывает девчонка, есть такие). Она нам все уши прожужжала, пока
ужинали; рассказывала, "как все получилось", как ее "случайно выбрали" и как
"хорошо заплатили". И вот теперь ее Мурзик (или как его звали? - не помню)
спас положение. Потому что таможенники забыли обо мне и перевели все
внимание на "кинозвезду" с ее зверюгой...
Поутру я, конечно, стал разбираться. Выяснилось, что до таможни была
всего одна долгая остановка, а на ней и вправду обычно продают мягкие
игрушки. Если бы не кошелек с паспортом, я бы решил, что мы со Светланой - и
она, и я - вместе выходили на станции, а так... А так получилось, что только
она (все-таки, вещественное доказательство имелось у жены).
А я? Наверное, приснилось. Всякие сны бывают, и очень часто, - похожие
на явь. Знаете, слышишь одним ухом, что происходит, а мозг уж сам додумывает
и дорисовывает в воображении такое... Да и ночь - ночью всегда все видится
чуточку иначе. Утреннее солнце обладает чудесным свойством возвращать
человеку здравомыслие. Как только я поверил во всю ту чепуху?..
Что говорите? Спрашиваете, что с игрушкой? А что с игрушкой? - подарили
Коленьке. Ну не сжигать же на пустыре, у нас и пустырей-то в городе нету...
...Да, и вся история.
О, забыл! Девчонку ту, что с котом ехала, недавно по телевизору
показывали, в рекламе. Выходит, не навыдумывала, взаправду снималась.
Популярность: 1, Last-modified: Fri, 12 Jan 2001 22:27:42 GmT