---------------------------------------------------------------
Станислав Дорошенков
Email: [email protected]
Date: 24 Feb 1999
Было бы интересно получить какие-нибудь отклики,
может предложения. С уважением Дорошенков Станислав (Stash)
---------------------------------------------------------------
Мерцающий дождь выпал в субботу. Ян позвонил Лиде в 12 часов, он
объяснялся в любви. Был долгий и мучительный разговор, после которого стало
ясно, что он не может жить, ведь единственное его чувство и то оказалось
безответным. Он уверял Лиду, просил ее, читал ей свои новеллы, но Лида не
отвечала.
Сатурн был четко виден в следующий понедельник. Лида звонила Яну,
приглашала в музей на Магрида. Ян не поехал, сказал, что сильно устал, что
вымотался после ночного клуба, после этих жутких дней в институте, в
библиотеке, в фирме за компьютером. Он пожелал ей удачи и повесил трубку.
Ветер дул с запада в четверг. Ян звонил очень поздно, Лида даже не
хотела брать трубку, уж очень было поздно. Говорили недолго и очень
простран- но, словно малознакомые люди, было ощущение, что нет ни общих
интересов, ни каких--нибудь волнующих идей, было скучно, как на кухне с
телевизором.
Солнце казалось тусклым, все предвещало затмение во вторник, спустя две
недели. Лида была потеряна, замучили друзья, дома было невыносимо, много
думала о Яне, всю ночь смотрела фильмы, очень поразила обезображенная Европа
фон Триера. Она даже подумала, что сердце теперь, как разрушенная и мрачная
Германия после войны, что темно, ночь в голове и пыль кружится спиралями,
оседая на последние клетки. Хотелось убежать...
Наступил первый день Девы, утром позвонил Ян, очень интересовался
делами Лиды, пару раз упомянал о неких символах кельтского происхождения,
пригласил в кино. Он не любил ее, она любила его.
До следующего полнолуния Лида звонила часто, постоянно встречались,
ходили к общим друзьям. Ян был очень нервным, часто кричал, Лида старалась
не обращать внимания, многое прощала, даже двусмысленные шутки. Она не
чувствовала себя главной в их новых отношениях, все шло к ссоре.
День был солнечным и радостным в среду. Ян звонил в шесть часов, он был
внимателен и ласков, рассказывал о каком-то виденном сне про непонят- ных
существ без собственных нервных рецепторов, действующих по наитию воли очень
старого и беспомощного человека. Ян уверял Лиду, что видел этого человека в
переходе, у него не было рук, он сидел на мраморном полу и пел что-то
длинное и даже кошмарное, денег ему не бросали, но петь он не переставал,
как будто его это и не интересовало. Да, еще Ян сказал, что любит ее, Лида
ответила, что не любит его.
Через неделю Ян встретился с Лидой. Он был бледен, действия его были
неадекватны, он мало говорил и постоянно переспрашивал Лиду, еще что-то
упоминал о странных галлюцинациях, о необходимой ему помощи, несколько раз
совершенно без причин вставал перед Лидой на колени. Она замечала слезы в
его глазах.
В уик-энд в конце октября было очень холодно, в домах иногда отключали
свет, Лида получила письмо от Яна. Он писал, что хочет расстаться, ссылаясь
на то, что заболел гепатитом, потерял друга, вылетел из института. Лида не
верила своим глазам, она вдруг поняла, что любит его. Вечером после 10 она
звонила ему, долго никто не подходил, затем ответил незнакомый человек с
грубым и, казалось, иссохшим голосом, он просто сказал, что Ян умер,
предста- вившись его дядей.
На деревьях с утра был белый кристальный иней, Лида поехала к Яну. Ее
лицо было красным от боли и слез, она не спала всю ночь, не находила себе
место, думала, что жизнь на этом закончиться, вслух говорила о самоубийстве
и, конечно, была одета в ненавистное длинное черное пальто, в кармане
которого лежал приготовленный яд. Она была уверена во всем абсолютно.
Днем пошел мерзкий снег с дождем, улицы расплывались в грязи и
пошлости. Лида лежала без чувств в подъезде Яниного дома. Она была восхити-
тельна: модная прическа, черные выразительные глаза, болезненный цвет лица,
тонкие бесцветные губы и совершенное тело, худое, грациозное -- такую
девушку не легко встретить.
В своей комнате на полу лежал Ян, рядом сидел друг Паша в маске
водолаза и в грязной одежде, вокруг был рассыпан странный белый порошок, на
диване, устремив взгляд в потолок, лежала обнаженная девушка Света. Ян любил
Лиду, Лида любила Яна, жуки падали с потолка, их было слишком много, занавес
в актовом зале одной из столичных школ был привидением, Макс слушал
исключительно Nine Inch Nails, дети Айзеншпица тоже смотрели мультфильмы...
-- Слышь, Тролль, заебал бред плести. Лиду давно уже принесли, она
приходит в чувство, а твой сраный Ян по-моему дознулся.
-- Слышь, открой. Бл-л-я, когда моя очередь, бл-л-ядь, достало вас
уродов охранять. Светка, хоть ты встань.
-- Она любила его, он не любил ее... Он любил ее, она не любила его...
До "Чистых прудов" оставалось около ста метров. Ганя шел медленно, ловя
удовольствие от каждого шага по безупречному московскому асфальту, воображая
себя частью безразмерного мира, включающего в себя эти шестиконечные
снежинки, тропические деревья, французов, продающих молоко с клубничными
добавками. Рядом с Ганей текла особенная столичная жизнь: люди здоровались,
говорили о новых фильмах, целовались и пели песни о старинных городах,
чувствах, подвигах... Молодые рабочие с огромными золотыми цепями раздавали
объявления: "курсы иностранного языка", "вакансии в банке". Ганя никогда не
брал эти бесполезные бумажонки: "Кому нужна работа в каком-нибудь посольстве
или офисе, какая-нибудь дешевая зарплата в золоте -- полный абсурд". Здания
вокруг были довольно бедны по архитектуре -- обыкновенные спальные дворцы с
дворецким и прислугой, разумеется, все дворовые -- японцы. Ужасно.
Ганя жил на Смоленской в Москосмосе, все его друзья завидовали, когда
он рассказывал о своей квартире, немногие имели право жить в таком месте,
там молоко с клубникой, конечно, не попьешь, зато все настоящее.
"Чистые пруды", так называлась станция, были смесью морских камней,
ракушек, кораллов и жемчуга. Ганя не любил это место, особенно его
раздражала глупая стилистика станции -- детский мики-маус с вагончиками из
янтаря вместо глаз.
-- "Господин, позвольте мне помочь вам", -- вежливо улыбаясь, предложил
стройный пожилой датчанин.
-- "Спасибо. Я справлюсь сам. Вот возьмите", -- Ганя протянул ему
маленький целлофановый пакетик. -- "Господин, я... я, -- датчанин замялся,
от растерянности даже покраснев немного -- Не могу это принять, это
невозможно, это стоит баснословных денег. "
-- "Берите! " -- без всякого антуража проговорил Ганя и всучил ему еще
один пакетик.
Датчанин онемел от столь щедрых чаевых и хотел даже поцеловать Ганину
руку, но Ганя быстро одернул ее, сказав: "Пустяки!"
Женский электроный голос полный сладости и неги объявил: "Двери
закрываются, следующая станция -- "Калуга Объятая". Гане нужно было выходить
через одну, поэтому он решил не идти на массаж, а просто сел, перелистывая
журналы о красоте.
В вагоне было три человека: юноша с двумя пачками макарон -- сын
президенты Киропы, Ганя знал его визуально, часто встречались в бане во
Владивостоке-Сан-Сане, дед с березовой палкой и валенками -- персидский Хан,
живший в Калуге Объятой, ну и Ганя. Было скучно: юноша смотрел видескоп,
фильм о Чарле Чаплине, очень редкий и красивый; Хан был на массаже, две
обнаженные длинноногие русские красавицы выделовали безумные па, ублажая
его, но Хан, кажется, лишь раздражался их виртуозности; играла тихая
романтичная музыка, похожая на Вивальди или на Шопена, никто точно не
знал; в гладких окнах-компьютерах мелькали мраморные башни, кинотеатры в
готическом стиле, люди, кто-то с золотом, кто-то с мегами -- ядерными
компьютерами, все улыбались, пели песни. Ганя бросил журналы и, достав из
кармана пакетики с геркулесом, крутил их в руках, осталось всего 5 штук:
"Зря отдал два", -- подумал он.
Вдруг Ганю передернуло и в глазах появился красный блик: "А, ну вот и
приехали, пора менять. Сейчас... сейчас, -- он встрепенулся и случайно
выпалил свою мысль вслух -- Сегодня день траура!"
Хан и юноша, услышав эти слова подоставали спутниторы -- маленькие
хрустальные телевизоры с миллиардом программ разных тематик: роскошь,
удовольствия, фильмы, но сегодня был особенный день: по всем каналам шла
одна единственная передача, суть которой заключалась в том, что постоянно
мелькала одна и та же фотография с толстым усатым мужчиной в грязном
полосатом свитере в бриллиантовом гробу и дикторша медленно, со вкусом
читала весьма трагическую новость -- "Умер последний стопроцентный человек,
Василий Иванович Шапунько, -- последний настоящий представитель Номо
Sapiens, -- перед смертью пожелавший покоится в этом изящном бриллиантовом
гробу с надписью на крышке "Последний мужик". Теперь на Земле осталось
несколько злаков, два вида фруктов, несколько деревьев, немного войлока,
отравленная неживая вода, 25 бактерий и 6 кг. древнего советского пластилина
-- все это содержится в специальных идеальных условиях, при чем злаки и
фрукты за особые заслуги и, конечно, огромные деньги, можно купить в
Москосмосе -- маленьком шахтерском лагере 50-ых годов 20 столетия в Сибире
-- единственном уцелевшем не электронно-виртуальном месте".
Никак не отреагировав, Ганя встал и пошел в комнату замены средств
жизнеобеспечения и функционирования, через то же проделал и юноша...
Популярность: 1, Last-modified: Wed, 24 Feb 1999 13:01:33 GmT