---------------------------------------------------------------
© Copyright Андрей Кайгородов
From: [email protected]
Date: 09 May 2000
---------------------------------------------------------------
Запах на мертвом человеке
Цвет крови, цвет помоев, цвет сирени,
Плохая сказка, тридцать три ступени.
На свет труп девки, отмороженной и грязной.
Салазки, маски, дикие олени.
Кричу руками, розовые щеки
Сползают медленно по обгоревшему закату.
У этих ног густая пелена восьмерок,
У этих губ поношенное знамя.
На кол наткнувшись пузом иль коленом,
Не замечая ритм коня-калеки,
Прокусывая шею одеялом
От запаха на мертвом человеке.
Назвав три точки, семь зловонных капель
Кубами меряя пространство, дыры, время,
Я силюсь позабыть, но тщетны все старанья,
Меня тошнит от запаха на мертвом человеке.
Я задыхаюсь в твоих сточных плоских гранях
И, оголяюсь нервом иль привычкой,
Влюбленною пьянчужкой забываясь,
Я пробую найти к замку отмычки.
Но глыба нечистот, тоски и боли
Комками грязи, лезвием по мясу
Кричать напрасно, выть, кусать и плакать,
Когда на мертвом человеке запах.
Пред зеркалом, без глаз, без паутины,
Слюною едкой утопаю в раме,
Ведь это я с пробитыми руками
Себя же к стенке прибиваю...
И плавно, чуть слышен шелест папоротниковых роз
Сквозь лики луны полетом полночных стрекоз,
Росой стебелька, испей три тысячи светлых страниц пустоты,
Лейся прозрачной вуалью звезд
Мой трижды усопший родник, водопой.
Прикосновение прохлады ночной, рожденный в песчаной пыли,
Бог, повенчанный с пеной морской,
И звени, моя радость тонкими нитями счастья
В мерцающей дымке, в стеклянном комочке
В хрустальной рыбьей слезе...
В вашем милом личике
Бледность и усталость.
Все казалось вечностью,
А осталось -- малость.
Как в какой-то повести
Злой и не понятной
Вы лежите в гробике
Чистой и опрятной.
Чьи-то губы алые
Лоб ваш покрывают,
Чьи-то руки жаркие
Слезы вытирают.
Только вам не ведомо,
Вот какая жалость
Что на вашем личике
Бледность и усталость.
Зеркала завешаны,
Всюду тишина
И лишь кто-то скажет вам
Тихо, не спеша
Упокойся с господом,
Бедная душа.
Розовый дождь
Милая, выгляни в окошко,
Смотри там наша кошка
И опять идет розовый дождь,
Ты любишь когда он приходит внезапно,
Бежим же скорей.
Возьми с собой хлебные крошки,
Мы покормим его с ладошки.
Мы растворимся как сахар
В его теплой воде
И поплывем ручьями по грязным канавам
Пустых кварталов
Прочь от рук глаз и ног.
Мы будем водой
И наша святость и наша любовь
Будет вместе с нами
Гулять и смеяться, страдать и печалиться.
Бросим теплую печку врагам,
Пусть они греют дряблые кости.
Милая скорей, смотри он улыбается нам,
Он приглашает нас в гости.
Бежим же, бежим,
Но ты вновь ускользаешь
Водой меж пальцев
И уплываешь с дождем.
А я, я опять остаюсь в пустоте
И нет ничего, лишь смерть
И розовый дождь льется
Воспоминанием о тебе.
Сегодня день такой же, как вчера.
Сегодня день совсем, совсем иной.
И то, что будет завтра
Уже когда-то было
Может, не со мной.
Я ждал тебя и ты пришла с небес
В мой лес засохший и немой,
В мои поля не знавшие чудес
Ты выпала живительной росой.
И свет твой разорвал мертвячий мрак
И в душу влил мне эликсир хмельной
И я воскрес из мертвых для того,
Чтобы смертельно заболеть тобой.
В твоих глазах
Ни озеро, ни море.
В них сотни миль
Водопроводных труб.
И в этих трубах воды
Всех морей бездонных,
И в этих водах плавает мой труп.
В безжизненных потоках вод
Талый вымерзший снег.
От того ль, что мой путь к звездам
Чуть затянулся,
Или я угодил в мутный приток
Бесконечно текущих мелодий?
Мне легко выбирать параллели,
Ползущие колесом
По бездорожной тьме
Моих опухших мозгов.
Скрип жаберных впадин из-под вуали,
Сладкий нектар змеиной отравы
Жалом в бурный поток лейкоцитов.
Съеденной тыквой повешенным жидом
Самоубийство летящее ветром
И ароматом весеннего неба.
Как прекрасно поет соблазнительный голос,
Лязг и скрежет порванных нервов.
Дым от костра поднимается вверх
И небо плачет, жмурясь от света,
И я то ли вою, то ли кричу.
И с пальцев моих капает лето.
Ритуальный вальс через насилье,
Мучной аромат безжизненных губ,
Помирающий кролик со страстью вампира
Пожирает собственный труп
И улыбается собственной смерти
И наслаждается криками крови
И плавится талый вымерзший снег
В теплых лучах благодатного солнца.
Выкрутив голову,
Как стеклянную лампочку,
Выключив свет,
Перекусив пальцем веточку,
Нагруженную систематической вечностью,
Я питаюсь снегом и воздухом,
Воздухом сна.
От одного до другого столбика,
Покрытого плесенью,
Невысыхающей радостью,
Тупым предчувствием смерти
И черными дырами
Двояковыпуклых линз.
Лизни меня в губы
Холодным прищуром гаденьких глазок,
Заплывших толстым салом цинизма,
Мерзкой похотью трясущихся пальчиков,
Жаркими вздохами посторгазмических слов.
Лекарь безжалостный,
Поедающий мозг.
Спираль моей давшей трещину лампочки,
И цыпочки лапочки,
Падкие гадкие,
Мягкие тапочки,
Точат оскалы шершавыми языками
И ждут начала безумного праздника
В ночь полнолунья забвенья и радости.
Гранит твоих зеркальных граней
Сверкает сумраком в ночи.
Я опьянен твоими снами,
Глазами полными тоски.
Из двух небьющихся стаканов
Я черпать рад нектар богов,
И пить его я не устану,
Покуда пьешь мою ты кровь.
Ты жрица солнечных затмений,
Твой стан -- тугая гладь небес,
И я в беспечном упоенье
Купаюсь в облаках чудес.
О изящество линий,
О выпуклость глаз,
О священные воды бесстрастных канав.
О шары плодородья,
Безумья восторг,
О неслыханный запах
Ваших ветреных ног.
Восхищенной улиткой
Я ползу по траве
К лону юной богини
На высоком холме.
Я готов восхищаться
Неземной красотой,
О, беспечная нимфа,
Я болен тобой!
Ослеплен я сияньем
Твоих волосков,
Отомкни для меня
Свой тяжелый засов.
Я войду в твою кровь,
Подобно лучу,
О пурпур моих грез,
Как тебя я люблю
Пасмурным днем,
Когда спят мои сны,
Я пою увертюры,
Слагаю стихи.
Я строю из буковок
Сказочный край,
Где бескрылые боги
Пьют крепкий чай.
Где коты наблюдают
За мерцаньем светил,
Где живу я сейчас,
Где когда-то я жил.
Маленький домик
Возле реки --
Там сейчас почивают
Мои сладкие сны.
Мое звездное небо
Несет меня в даль
И повсюду незримо
Летает печаль.
Имя твое снежно-белое, белое, белое,
Матовым облаком по небу стелится, стелится.
Я на вершине безумно кричащим соцветием
Готов целовать твои нежные снежные пальчики.
Бешено сердце стучит, разрываясь от сладости,
Где-то стучит одинокая птица на дереве.
Всем нам известно, что Дятел ее фамилия,
Но мне и думать об этом совсем не хочется.
Я запотевшей бутылкой греюсь на солнышке,
Пробкой стреляю в твое белоснежное облако
И фонтанирую кипящей кровавою жидкостью,
Где ты, мое тугоплавкое майское зернышко?
Прелесть твоих ароматных бархатных шариков
Я вспоминаю, укрывшись от ветра и холода.
Птица на дереве все также неистово долбится,
Мы с ней в бездонных просторах совсем одинокие.
Лишь твое снежно-белое, белое облако
Чуть показалось и скрылось за мрачными сводами.
И мы закрылись от времени грязными окнами
И улыбнулись сквозь слезы пугающей вечности.
Жизнь на правом полушарье
Моих мозгов.
О том я буду ль знать,
Когда весенний дождь
На мне оставит след
И проплывет как бред
Сквозь тучу луна
И я сойду с ума.
Нас выбирает кто-то,
Мы кого-то,
Призраки ходят,
Прозрачность их глаз,
Множество нелепых мгновений,
Искрящихся елочек,
Пылающих, сверкающих, греющихся,
Вокруг прыгающих поросят.
Я один из вас,
Чьи глаза не способны смотреть
На секундную стрелку
И идти в такт звучащих небес.
Я готов раствориться,
Расплавиться, треснуть,
Я готов воскреснуть
Для того, чтоб потом умереть.
У нашей Маши кашель,
Температура и понос,
Климакс, заварка на верхней полке,
Пять таблеток на всякий случай
И музыка.
Две табуретки,
Распиленные лобзиком на 24 части
Ужас в ванной,
В прихожей торшер, интерьер,
Оставляет желать лучшего
Ее внешний вид
Она третью ночь не ест, не спит,
Твердит о чем-то украдкой,
Не смотрит в дверной глазок,
Лишь грызет черный сухарь,
И нам кажется,
Что ей это нравится,
И нам кажется
Что она красавица.
Нам кажется, что она...,
Но нам только кажется,
Мы не знаем когда луна
Вновь откроет глаза.
И кто-то нам улыбается,
И кто-то нас пугается,
И все-то нам только кажется.
Есть в этом мире и звук и скворечник,
Пьяный водитель и ржавый подсвечник.
Есть маленький зайчик в пасти у волка,
У деда Михея есть пес и двустволка.
Есть рыба, живущая в море и речках,
Есть черти, живущие в речках и печках,
Есть мячик у девочки Тани большой,
Есть в сказке медведь с деревянной ногой.
Есть звезды на небе и космонавт
Летает в ракете, есть в джунглях удав,
Есть снежные горы, скопцы и сараи,
Есть бронепоезд, ишак и Гавайи,
Спешащие дети, пустые бутылки,
Научные взгляды, дома и пластинки,
Жевачки, проходы, магнит и невесты,
Есть дядьки и тетки, любовь и инцесты,
Дела и заданья, улыбки и шахты,
Кровать, самокаты, карты и платья,
Замки на сапожках и бородавки,
Полено, бесплодье, арбуз и канавки.
Есть слово, которым кого-то ругают,
Трава есть, ее коноплей называют,
Есть Винни-Пух и ослик Иа,
Удав есть, тот, что вена одна.
Есть мост и машины, кювет и гараж,
Ежик, похмелье, есть наш и не наш,
Есть фантик и слон, живущий в Каире,
В общем, хватает дерьма в этом мире.
Товарищ высокого роста
В сапогах и берете
Крикнул Пете:
-- Послушайте Петя,
Что вы сказали Свете?
-- Я, ответил Петя
Товарищу в берете,
Не говорил о Свете.
-- Я вас спросил, что Свете,
А вовсе не о Свете,
Сказал товарищ в берете,
А Петя улыбнулся,
Прищурился, надулся,
-- Какой, простите, Свете,
Сказал серьезно Петя,
-- Не той ли, что в буфете
Мечтает о конфете?
-- Да той, -- сказал в берете
-- Что я ее люблю,
Промямлил тихо Петя.
Товарищ высокого роста
В сапогах и берете
Крикнул Пете:
-- Молодец, я вас поженю.
Собачка Маша бегала по снегу,
Собачка Петя двигался по следу.
И вдруг собачка Петя нагнал собачку Машу
И заварил такую кашу...
Собачка Маша пела, точней сказать визжала,
Собачка Петя погрузил в собачку Машу жало.
Через какой-то срок собачка Маша собачке Пете
Собачек нарожала.
В моей влажной уютной помойке
Роется маленький ящур.
В черных как дыры сплетеньях
Пускает влажную жидкость,
Уткнувшись ослепшей мордой,
Бродит по следу китайца,
Вдоль песчаных изгибов
Моих гниющих мозгов.
Я отрываю от тела
Время -- карманный фонарик
И мажу по небу белым
Беспечно ползущим вьюном.
Спи, мой заброшенный остров,
Покрытый мхом и словами.
Отныне свет пышного тела
Взмывает ногами лани.
В окаменелых березках
Гранитные слезы чеканя,
Я отлетаю от нотки
В поющие стены Китая.
Звенеть изгибами,
Плодить надрывный ряд канав,
Вращаться искрами,
Вобрав всю мудрость
Тайных песнопений.
И жизнью смерть поправ,
Раздав сей миг без сожалений,
Безумству в облике забав.
Девушка и три состояния
Я маленькая белая снежинка,
Упавшая в твою ладонь.
Я капелька, прозрачная водичка,
Губами мое тело тронь.
Я растворюсь на них прохладной влагой,
Я буду влажным блеском твоих губ,
Я буду лучезарным ароматом
Твоих пьянящих сладострастьем пут.
Я стану воздухом, невидимым и мягким,
Собой укрою твою бархатную грудь
И вознесусь до состояния разврата
И в танце огненном с тобой сольюсь.
Я в голосе твоем
Не слышу ноток счастья
И в блеске твоих глаз
Постылая печаль.
О, падший ангел мой,
Забредший к вратам рая,
Входи, сбрось камень с плеч,
Здесь только свет и даль,
Здесь все любовь и красок переливы,
Здесь голубой орел ласкает небеса,
В прозрачных реках вод
Форели золотые
И бархатом цветов покрытые луга.
Входи, о, страждущий печальный ангел,
Входи, о, алчущий любви.
Да будет век твой сладок и беспечен
И пусть сияют радостью уста твои.
Какое голубое небо в этом году,
Я нагадаю тебе сковороду,
Я оторву лепесток от тела земли
И подарю тебе в знак верной любви.
Умри мой страх, мой тлен и голод,
Мои терзанья в сумраке ночи,
Умри во мне о вечный холод
И ненависть моя умри.
Взойди ростком целебным, радость,
Любовь, беспечность, страсть,
Я так хочу быть виноградом
И никогда ни у кого тебя не красть.
Паронитовые братья
Пили уксус на дворе,
Говорили о погоде
В предстоящем сентябре.
Будет дождь, нет будет жарко,
Будет снег, нет духота,
Паронитовые братья
Простояли до утра.
Я нет, я еще по кружке,
Уксус кончился и тут
Паронитовые братья
Бух на землю, в землю плюх.
На дворе большом просторном
Возвели мемориал,
А сентябрь между тем
Никогда не наступал.
В неистовом крике огня -- тишина,
Влеком столбом, ночным полетом стрел
Утопленник несмел, узрел раскаты грома,
Издохшая корова на паперти с протянутой рукой,
Как постовой великого народа.
Природа корчилась под ледяной струей,
Беззубым ртом считая трупы
И в светлый день Иуды удавкой задавилась,
То ль от обиды, то ли от простуды,
И я, начертанный на пустоте из глины,
Стал ртутью, выменем скотины,
И лег листом осенним в колею.
Ты лилась, как кровавые сгустки,
Ты пилась, как скупая слеза.
Сквозь осеннее утро несмело,
Ты светилась величием сна.
Каучуковым запахом гари
Был покрыт твой мраморный бюст,
Твои нежные губы печали
Искупались как изумруд.
И я рвал упругие мышцы
Керосиновой тонкой струей,
И слюной обезжиривал тело,
Начиняя его собой.
Ваша краска размылась и слезла,
Вы мочалите хладный свой труп,
А на улице мокро и серо,
Да грехи ваших тайных простуд...
Просто повесься, чтобы не видеть
Свое отражение в мутных глазах
Мертвых прохожих, спешащих
На праздник засыпания могил.
Все равно из личинок вылезут мухи,
Тебя, все равно, стошнит
На грудь пожилой проститутки,
И ты проклянешь этот мир.
Не стоит ждать, когда съест твою печень
Душистый тройной самогон.
Уж лучше вскрыть себе лезвием вены
И погрузиться в сон...
Сон некрофила
Нашедший благодать в ореховой скорлупке
Еще не раз вспомянет свои сны
И ничего от глаз твоих не скроет
И воспоет в объятиях травы.
Небесная роса покроет кожу девы
Упавшей на траву лицом красивым в грязь
И не отмыть души прохожему изгою,
На тело мертвой бабы соблазнясь.
Не убоявшись черных трупных пятен,
Он задерет ее подол,
Не брезгуя ни гнилью ни червями,
Он обречет себя на муки и позор.
Не управляя собственным рассудком
Он будет грызть зубами губы, грудь,
И, разорвав руками чрево дамы,
Он ляжет рядом, чтобы отдохнуть.
Потом проснется выжатым лимоном,
Найдет веревку, мыло, и сучок,
И будет ветерок, да птичек клювы
Трепать его остывший черепок..
Святая лира
У берегов молочного эфира
Ты жадно ртом глотаешь злой мороз
Твоя непогрешимая, святая лира
Все больше обнажает юный торс
Уже трясутся от мороза губы
Уже сосульки на ресницах и носу,
А ты безжалостно срываешь с плеч нагрудник
И восклицаешь: "Я тебя люблю!"
А лиру уж колотит с непривычки,
Она уже хоть с кем согласна переспать,
Но твои дикие, ужасные привычки
Ее готовы словно липу ободрать.
И, чувствуя энтузиазм и силу
Невиданный доселе творческий подъем
С нее сдираешь ты последнюю штанину
И, соблазненный наготой ее, кричишь:
"Как я в тебя влюблен!"
Но лира, коченея от мороза,
Не в силах, что-либо тебе отдать.
Упала в снег, как почерневшая береза,
И ты не в состоянии ее поднять.
Ты плачешь наклонясь над юным трупом,
Ты просишь нежности и теплоты,
Нажравшись спирта, ты рыдаешь тупо,
И все твердишь: "Приди ко мне, приди".
И озверев до помутнения рассудка,
Ты начинаешь с ней любовную игру,
И получаешь несварение желудка,
И звание поэта на миру.
У берегов молочного эфира
Ты жадно ртом глотаешь злой мороз,
Твоя окоченевшая, святая лира
Лежит в углу и преет, как навоз.
Я сплю и вижу сон, в нем ты и я
В бескрайних лабиринтах века,
Где осень -- ты, а я -- весна,
Где я -- Ромео, ты -- Джульета
Лишь губ твоих дыханье и тепло
И сладострастья бурное веселье
Ах, как прекрасно глаз твоих стремленье,
Смотрящих на меня сквозь мутное вино.
"Проснись, - кричишь мне ты, - я таю, увядаю,
Я погружаюсь в мерзость, кровью истекаю",
А ты, слепец влюбленный, спишь и видишь сны,
Погрязший с головой в свои мечты.
И ты не в силах удержать свой крик,
Рвешь на себе парчовые одежды,
А я смеюсь, как праздные невежды
И все как прежде вижу сны.
Твой взгляд окаменел и тело стало липко,
Ты как змея, собака, как улитка,
Упала в грязь и пробуешь взлететь
Иль встать или хотя бы зареветь,
Но тщетны все попытки,
Как свинья ты ползаешь в грязи
И просишь у меня подать руки,
А я на падаль падок,
Словно муха на гнойную болячку сел
И гадить принялся в твою больную душу
Сначала робко, но затем стал смел.
В бессилии своем ты тягостно стонала,
А я все глубже погружал отравленное жало
В твой мерзопакостно трагичный быт,
И насладившись муками твоими, я стал сыт.
Насытившись тобой до опьяненья,
Я вскоре тягость осознал похмелья,
Но, увидавши мутное вино, я сделал два глотка
И опустился в новое говно.
Женский труд
Воспой мне, женщина, нелегкий женский труд,
Стремленье к совершенству и мытье посуды,
Бескрайние просторы нечистот,
И торжество продажной поп -- культуры.
Твой белый флаг, застиранный до дыр,
Застиранный до дыр,
Он символ подвенечного наряда,
С ним ты шагнула гордо в мир,
В мир сладострастья и разврата.
Воспой мне, женщина, нелегкий женский труд,
Свою судьбу, избитую годами,
В глазах твоих отсутствует уют,
А в сердце твоем дым,
Там где когда -- то было пламя.
С тоскою смотришь ты
На свой прошедший путь
И говоришь, да мне ль жалеть о прошлом,
И, роясь в памяти, как в барахле не нужном,
Ты вспоминаешь свой нелегкий путь.
Иван Троегубов и его нелепая смерть
Иван Троегубов восходит на гору,
Томим интеллектом, пьянством и славой.
Иван Троегубов великий мыслитель,
Знаток всех религий и тайных соблазнов.
В походке его гениальности почерк,
В глазах его блеск предвестник свободы.
Иван Троегубов от мира уходит,
Чтоб насладиться царством природы.
Томимый соблазном во всем быть свободным,
Он выбрал свой путь наверх к небесам,
И чьи -- то руки Ивана возносят,
И чьи -- то губы припадают к ногам.
Иван как мыслитель плюет на них сверху
И смотрит, как жадно все лижут плевки,
И он поднимает голову к верху
И произносит: "В этом все вы".
Я буду птицей летать в поднебесье,
Я буду соколом плыть над землей,
Прочь, к небесам, от смрада и грязи,
Иван Троегубов -- последний герой.
Оставшись один, он сидит на вершине,
Голодный, больной, непричесан и хмур.
Я одинок, я ничтожен и жалок,
Где же, ты, мой вселенский Амур?
Душа Ивана переполнилась скорбью,
И он зарыдал, как раненый зверь,
Я жаждал свободы, как птица полета,
Но для чего же она мне теперь?
Теперь я свободен, но чувствую тяжесть
Теперь я велик, но величия нет,
Теперь я ничтожен на фоне природы,
Я мал, как лягушка, я гадок, как червь.
Глотнувши из фляжки целебного пойла,
Утоляющей жажду водицы живой,
Троегубов уснул, проснулся от страшного воя,
Разбитым, несчастным, с больной головой.
Луна освещала окрестные скалы,
Звезды смотрели Ивану в глаза,
И волчая стая на против стояла
И песнь распевала на все голоса.
Иван Троегубов опешил от страха,
Прочь, дикие звери, я гений, поэт,
Художник, мыслитель, я светочь эпохи,
Любимый народом философ, эстет.
Но кончилась песня, голодные твари
Сожрали мыслителя дум роковых.
Так дико, нелепо и страшно помер Иван Троегубов,
Но все же Иван Троегубов живей всех живых.
Вечность кажется маленьким летящим шариком
Розовой капелькой, из проколотого иголкой пальчика
Капающей на гладкую поверхность ковра.
Воздух после дождя
Пахнет вином и червями,
Прохлада осеннего дня
Сладость, пьянящая радость,
Скрипит на зубах застревая.
Я тихонько зевая, пою или вою,
Что собственно с той или стою.
Познать откровенность запоя
И вниз не взирая на камни
Галчонком беспомощным сдохнув
Воскреснуть кустом у сарая
Всю жизнь под струями мокнув.
Когда после долгого сна
Я выхожу помочиться в сад,
Движения плавны и ветерок
Треплет седеющий чуб,
Мне хочется стать собакой,
Что бы лизать твою плоть,
Или уплыть вместе с Гангом
За край четырех широт.
И встать воспаленным лицом
Печальными звуками корчась,
Мочусь и думаю: "блядь",
Как скверно кончается осень.
Пили, а, когда, наступили
Долгие капли тоски,
Воды текли покрывалом,
Обнажая упругие груди твои,
Серым туманом,
Приторно сладким звучаньем.
Свинцовые ноги хромой балерины
Чертят круги от стены до стены
Прошлое тонет слезою в бутыли
Стеклами бьются мечты...
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 09 May 2000 13:19:15 GmT