Всеволод Москвин. Четыре рассказа

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Всеволод Москвин
     Email: [email protected]
     Date: 28 jan 99
---------------------------------------------------------------




     Хозяин любит спать у меня в ногах. Диван от этого получается
совсем не таким просторным, как может показаться. Но я терплю.
Такова моя собачья судьба.
     Я думаю, что он боится быть один. У двери есть хороший коврик,
но он ни за что туда не ляжет. Вон, похрапывает. Съел пять
бутербродов с колбасой и выхлебал поллитра молока.
     Выгуливала его часа два, проголодался, а теперь умаялся,
сердечный. И бормочет, Нинку зовет... Как будто нам без нее плохо.
     Я бы от такой подальше. Аппетит у нее... - так и норовит все
припасы подчистить! Как бы по миру не пойти. А хозяин говорит, что
это у нее от избытка жизни. Как будто жизни может быть много. Мне,
например, ее всегда не хватает. Никак не могу выспаться.
Присматриваю за всем.
     Хозяин проснется - и ну давай ногами шевырять - тапки ищет. Он у
меня совсем ребенок: приходится совать чуть ли не в нос. А он, мало
того, ворчит: ты бы, говорит, еще мне их на голову одела. Совсем
глупый: разве ж налезут?! Да и тапка два, а голова только одна.
     Трудно с ним. Не руки, а крюки: все из них валится, - не успеваю
подавать. Нинка совсем заморочила ему голову. Придет, и ну давай
ворковать и лизаться, а сама на холодильник смотрит. Я все вижу, а
ему невдомек, душа нараспашку, готов последнее выложить. А кризис?
Совсем ни о чем не думает. Как я его прокормлю при таких
обстоятельствах?
     Любовь, говорит... И что за радость такая любовь? Одни убытки.
Она уйдет, а мне потом успокаивай. Ахи да охи. Утром на работу
собирается - сам себя не видит. Пыхтит, сопит: переживания у него,
видите ли, а без сна какой из него работник?
     A когда Нинка остается ночевать, тут и вовсе никакого житья. Я
демонстративно ухожу на кушетку, потому как места на диване совсем
не остается; да и они что-то там делают непонятное: все трясется,
будто на вулкане.
     Поначалу она все спрашивала: "А собака не кусается?". Он говорит:
"Да нет, ты что!" А я себе думаю: зубы у меня что ли выпали? Чего бы
мне не кусаться? Конечно, я что попало не кушаю, а уж Нинку мне и
даром не надо, сто лет бы не видеть.
     Эх, собачья жизнь!





     Сел я репетировать седьмую симфонию Шостаковича. Ну не всю,
конечно, а ту ее часть, что на литаврах исполняют. Зарядил компакт-
диск и сижу. Жду. Когда мой момент наступит, чтобы как следует
вдарить.
     У меня две прекрасные крышки от кастрюль есть. От них такой
звон, что никакие литавры не сравнятся. Соседи все в стенку стучат,
повторить просят, когда я пассажи разучиваю.
     Нет, тяжелое это занятие. Иногда часами приходится ждать, чтобы
вот так бряцнуть с чувством и размахом.
     Однажды я задремал так с устатку, ожидая своего момента, и тут
звонок в дверь. А мне почудилось, что пора. Я второпях маханул с
полным приветом, что плеер даже заглох. Потом до меня стало
доходить: не-ет, похоже в дверь звонили.
     Открываю - почтальонша у двери лежит. С телеграммой в руке так
откинулась, будто что сказать хотела, но тут ее гром поразил. Я
машинально за телеграмму цапнулся, но она пришла в себя, видимо, и
говорит:
     - Что это у вас так шандарахнуло?! -
     Я засмущался. А потом говорю:
     - Да кто-то гранату в окно кинул. -
     У нее от такой новости, видно, от сердца отлегло, потому как она
встала, носом потянула в мою сторону и ручку сунула, чтоб
расписался. Потом быстренько шмыганула по лестнице вниз.
     С тех пор я уставший больше не репетирую.
     Но сегодня генеральная. Надо с полным аффектом все произвести.
Честь-по-чести.
     Пока музыка шла своим чередом, я взял тряпочку и так, на всякий
случай, ожидаючи, стал протирать литаврики мои, для блеску.
     И мечты всякие...
     Будто в Большом театре в оркестровой яме сижу я в полном
боекомплекте и смотрю, как дирижер машет руками туда-сюда, снизу
вверх, справа наперед. А он, дирижер то есть, на меня поглядывает:
смотри, дескать, на тебя вся надежда. Я понимаю. Куда ж без меня?!
Что за симфония без моих крышечек, то бишь, литавриев, без моего
чувственного шандараха? Не-е-т!..
     Кстати, Новый год скоро. Надо бы Щелкунчика разрепетировать.
Действительно... Седьмую шестаковскую надо бы к победе
приурочить. Но нет у меня Щелкунчика.
     Ох надо репертуар расширять, а то соседи заскучали уже поди.
Лебединое озеро у меня есть, но оно как-то все ГКЧП напоминает и
меня могут счесть не за демократа, а какого-нибудь... ну ясно кого.
     Что-то есть хочется... Но как тут отойдешь? Жена велела, пока она
на работе, суп сварить, а у меня еще и конь не валялся... Но, ведь,
генеральная же! Такой момент.
     Когда-то и я работал... при советской власти. И где сейчас тот мой
любимый стол с бумагами, который я так ненавидел? Так было
спокойно и уютно. Поперекладываешь, бывало, бумаги туда-сюда,
подремлешь слегка, а к вечеру бодрый, выспавшийся, идешь домой. И
жена довольна, что я такой активный по ночам.
     А сейчас... Нервы шалят. Не сплю почти... И активность совсем
потерял.
     Искал. Ходил по всяким местам. Ничего подходящего. А у меня
квалификация! Предлагают черт-те что: жиропалители продавать, - да
кто ж добровольно свои кровные жиры палить захочет? Ну и всякое
такое... Вот - домохозяин пока. Сейчас быстренько отбряцаю и
картошечку чистить пойду.
     О!
     Блям!.. Шлям!.. Хря-мм!..
     Эх!..





     Синяя тушь ночи сползает на землю.
     Я ухожу и возвращаюсь. Забываю и вспоминаю вновь. Падают
листья и снег тает в моих ладонях.
     Я растворяюсь в ее глазах - глазах нежности и любви. Теплые руки.
Шершавые от стирки ладони. Талия неопределенного
местоположения. Взгляд. Он изучает меня. С легкой иронией.
     Я думаю, что я такой умный. Она говорит - гениальный. Я
возражаю, но не очень. Ей виднее.
     Любовь кружит в небесах и спускается в легких одеждах к нам,
чтобы наградить за бессребренность, и готовность чувствовать друг
друга и понимать.
     Кем я только не был в этой жизни. Не был мэром, министром,
президентом, сикстинской мадонной, жвачкой ригли эксперимент,
колдрексом и даже джуси фруктом.
     Жизнь так коротка! Не успеешь оглянуться - вот оно! И все?.. И это
все?! - сундуки, туфли, белые тапочки, галстук в полоску, трусы от
лемонти, и фазенда в шесть соток.
     А рабыня Изаура где? Боже, вы все забыли. Без нее этого и не надо!
     Она вот - протяни руку. Женщина. Космос растворяется в ее
объятьях и звезды ничего не значат! Если она скажет, я стану этим. Я
не могу изменить ей даже во сне. Как не выпить море, так не отлюбить
всех.
     Вороны каркают и потрошат мусор в поисках добычи.
     Старушка шаркает "прощай молодостью" по холодным улицам, неся
в авоське полбатона хлеба и пакетик молока, на большее у нее нет
денег. 17 долларов в месяц пенсии и ночь в конце тоннеля. Мимо
пролетает мерседес, удивляясь, что она еще жива.
     Старушка включает дома старенький телевизор, разводит и без того
разбавленное молоко кипяточком и кушает с хлебом, обливаясь
слезами над бедной богатой Марией.
     Потому что - любовь не имеет эквивалента в валюте, и деньги не
гарантируют счастья.
     Женщина... Если ты скажешь, что я Шварцнегер, хотя у меня впалая
грудь и тощие руки - я расправлю плечи, выпячу грудь изо всех сил и
почувствую: да! а что - вполне даже ничего себе.
     Любовь...
     Плачет сандаловое дерево и высыхают озера.
     Она - это все.
     Я ухожу и возвращаюсь. Мне холодно без тебя. И я не могу все
время гореть. И не гореть не могу тоже. Когда-нибудь я уйду в ночь,
чтобы не вернуться. И унесу с собой только то, что называется -
любовь. Все прочее останется. И мне незачем переживать, завидовать,
унижаться, искать врагов и обманывать друзей. У меня нет ничего, что
было бы жаль оставлять здесь, кроме любви, но я возьму ее с собой.
     Любовь.




     Вот и Новый Год подкатывает.
Смотрю я на красотку с мандолиной, висящую у меня на стене, и
думаю себе: то ли плясать уже, то ли погодить. Может не настроила
еще инструмент. Хотя, судя по всему, настроила. Очень довольная. И
любой бы радовался с таким натюрмортом.
У нее столько всего на голове, что вполне может хватить на застолье.
Пусть и у вас будет изобилие, как бы говорят ее глаза. И я, пускаясь в
пляс, ничего не могу возразить против такого пожелания.

На этот портрет можно смотреть и смотреть. И чем больше смотришь,
тем больше есть хочется. После очередного просмотра я обычно лезу в
холодильник, но ничего там такого не нахожу. Иногда сосиска какая
заваляется или недельные щи без мяса (мясо я обычно сразу
вылавливаю). Кладу на голову буханку хлеба и так передвигаюсь по
квартире.
Мандолины у меня нет, беру гитару. Но хлеб падает (чтобы не
пачкался, он у меня в целлофане), поднимаю буханку, гитара
вываливается. Чтобы сыграть нечто, вообще не может быть и речи.
Все дело в красной шапочке, размышляю, ощупывая залысину на
голове, но ничего подходящего.
Ах эти праздники! Кто их выдумал? Столько забот сразу наваливается.
Живешь, хлеб жуешь, а тут думай теперь, как правильно его отметить,
чтобы потом целый год полна чаша была.
Проверяю в столе: чаша есть, но неполная, то есть вообще пустая.
Инфляцию на нее напустили, пятно какое-то на донышке осталось от
чего-то, то есть от того, что было когда-то. Ах да! Мандарин в
прошлом году лежал, да и груша была. Может и еще чего, да забылось.
После семнадцатого я так ужался, что память стала слабеть и ноги
подкашиваться начали.
Иногда после очередного подкашивания подползу к портрету и
смотрю на грушу. Помогает немного, но не слишком. Сразу
вспоминается детская загадочка: висит груша - нельзя скушать...
Вчера получил прошлогоднюю зарплату. Прямо напасть. Что мне
теперь с ней делать? Не было и не было. Сейчас забота. Если
следующую дадут через год, это одно, а если через месяц - совсем
другое. Кто-нибудь может подсказать, как поступать в подобном
случае?
Правда, хоть деньгами получил. Петьку-участкового за сентябрь
дубинками отоварили, еще доперестроечного периода, эн-зе на складе
завалялось. Он теперь ими на рынке торгует. Лицензионные марки
налепил - все честь по чести. Жена его в деревню к матери уехала,
чтобы не смотреть на это безобразие.
А вы говорите: мандолина!
Но хороша! Налюбоваться не могу. Да не мандолиной, а дамой энтой
на портрете. Если у нее на голове столько всего, то что говорить об
остальном?! Я бы переехал к ней жить навсегда. Но там, наверно,
очередь уже до Москвы выстроилась и у меня никаких шансов.
И поскольку шансов никаких, то не надо собирать чемодан (правда, у
меня его и нет), покупать билет на поезд, не говоря уж про самолет. Да
нет, не долететь мне, средств не хватит. Я подсчитал: у меня только до
Омска хватает. Остальные тыщи пешком чапать надо. Нет, не дойду...
Родственница у меня дальняя в Америке живет: сестра двоюродная.
Звонит тут как-то и говорит, что у нее маманя целый день у
холодильника сидит и фрукты ест. Эх если б у меня в нем фрукты
лежали и я бы сидел...
Ой! Уже полчаса до Нового года. Сейчас быстренько буханочку
покромсаю, кильку в собственном ее соку открою, портвейнчик
штопорчиком расковыряю и...
Бам!.. Бам!.. Бам!..
И все хорошо.


Популярность: 1, Last-modified: Sun, 11 Apr 1999 06:54:07 GmT