---------------------------------------------------------------
© Copyright Михаил Узланер
Email: [email protected]
Date: 01 Mar 2000
---------------------------------------------------------------
Край далекий, солнечный где родился я
C теплой, мягкой свежестью летнего дождя
Мне приснится осенью там, где холода,
Где земля промерзлая не тает никогда.
Я мысленно из прошлого созову друзей
Тех, кто еще остались в памяти моей
Я посмотрю им всем в глаза и найду в них вновь
Крупицу понимания, участия и любовь.
И понесется время вспять, за чередою лет
Войду я в дом родительский, которого уж нет.
Я постучу тихонько в дверь и встану у порога,
O коврик старенький протру свои босые ноги.
И дверь знакомая за мной закроет небеса,
И я услышу в комнатах родные голоса.
"Блаженны нищие духом,
ибо их есть Царство Б - жие. "
(Евангелие от Матфея ).
C Б - гом Я Единным заключу Завет
(Задарма служить Ему дураков ведь нет ).
Буду я молиться ночи напролет,
C трепетом душевным соблюдать Мицвот.
Я Ему Всевышнему гимны пропою,
Чтоб местечко теплое застолбить в раю.
Давай проснемся теплой, летней ночью,
Из дома выйдем тихо, чтоб не узнала Мать
Да нырнем в агатовое небо
Заблудившися звезды собирать.
A затем найдем в дали безбрежной
Меж вечной пустоты, где обитает тьма
Таинственную, синию Планету
Со странным названием "Земля".
Если постараешся - увидишь
Сквозь густую толщу облаков
Меж синевы морей и океанов
Причудливую цепь материков.
И услышишь сквозь музыку капели,
Сквозь крики птиц и гомон городов
Знакомую мелодию любимой песни,
Что понятна нам без слов.
И ты найдешь среди гор высоких,
Степей бескрайних и песков пустынь
Маленькую, крошечную точку
O которой знаешь только ты.
Сдунув двухметровый слой столетий
Воспоминания нахлынут на тебя.
И ты найдешь площадку где играют дети,
И среди детей узнаешь ты себя.
Про забытое веселье, про ушедшую любовь
Песню старую, простую мы затянем вновь.
Пусть в гитаре обветшалой недостает струны
Вечером в кружочек тесный сядем у луны
И запоем, чтоб нашу песню услышала она
И пусть тоски и грусти вечной исчезнет пелена.
Разольем же по бокалам старое вино
(Пусть о юности далекой напомнит нам оно )
Вспомним лето и прохладу, блеск зовущих глаз,
И признания в любви, и пылкость страстных фраз.
Мы из веточек еловых разведем костер
И затеем меж собою полночный разговор.
"Расскажи о том что было, что давно ушло
И не спеша допей остатки памяти вино. "
Быть может мысль глубинная
O суете, о бренности
Проступит неотчетливо
На грифельном конце,
A может слово матерное
Всего лишь на три буквы
Серостью размажется
На пустом листе.
По среди безжизненной пустыни
Б - жий Храм стоит огромный до небес
Ослепительный в своем сиянье сильном
Черный купол, а на нем сверкает крест.
Но не видно в Храме том ни выхода, ни входа
И звуков голосов и песен здесь не слышно никогда.
Лишь одинокое безмолвие пустыни
Редким гостем жалует туда
"Почему не видно здесь дороги?
И звуки Храма навсегда затворены
И зачем укрыл Ты от людей свои чертоги,
Разве не для них мы все сотворены? "
"Глупец! Взгляни себе под стопы,
Хоть пути сюда и далеки,
Но ко Мне ведут бесчисленные тропы
Только люди по дорогам тем не ходоки. "
И я увидел, узорами покрытый,
Ковер из нитей человеческой судьбы
От взоров нечестивых навсегда сокрытый
Лишь ветер да песок меняет их черты.
"Блаженны плачущие, ибо утешатся. "
(Еванг. от Матфея)
Вдали от дорог, на окраине села
Где время, застыв, не уходит.
Мать сына родного с фронта ждала
Все глаз с горизонта не сводит.
И от пролитых слез уж иссохли глаза,
И лицо изрыли ожидания морщины.
Но надежда упорно бродила годами
Вокруг дома, не веря кончину.
И вот, наконец, в предутренний час
Появился в дверях долгожданный
Весь волос седой и все те же глаза
Только вид был уж больно усталый.
Гимнастерка вся то ли в грязи, толь в крови
Дорожная пыль сапоги износила,
Но родное лицо говорит о любви
И мать его тихо спросила:
"Что же, сыночек, так долго ты шел,
Иль дорогу забыл в своем доме?
Иль в чужой стороне жизнь другую нашел
И забыл где, откуда и кто мы?
A невеста твоя давно внуков растит не твоих
И надежды осталось лишь самая малость.
И родных, и друзей уж давно нет в живых,
Только я жду тебя и... осталась. "
" Не грусти и не плачь, то что было -- ушло
Нам ль с тобою грустить в долгожданную встречу
Собираться пора... За тобой я пришел...
Ведь мой путь к тебе Б-гом отмечен.
Ни еды, ни вещей не бери ты с собой
Отряхни прах не нужных желаний.
Ты возьми только память с собой да любовь,
Чтоб хранить ее в воспоминаниях.
Память о том как поют соловьи,
Как солнце парит над землею открытой,
O не спетых всех песнях Земли о любви,
Не услышанных мной иль забытых. "
И вот, оставив свой дом навсегда,
Опьяненные последнего утра дурманом,
Мать с сыном ушли по росе в никуда,
Расстворясь в предрассветном тумане.
"Куда же пропала... "
Куда же пропала, бегущая в волнах луна
И сладостных песен о милой уже не поет тишина.
A день освещает все та же такая простая звезда
И в дальние страны героев моих не везут поезда.
И вновь не станцует мне вальсов под музыку ветра листва
Та, что в прощальных нарядах, со мною простившись, ушла
И не расстелят туманов, спустившись с небес облака,
И совсем уж иссохла, текущая с детства река.
A волн огромных моря, застывших в виде гор,
Не оживит как прежде призывный страстный взор.
Развеялись с годами наивные мечты
И грозный лик чудовищ не смотрит из темноты.
Поблекли всюду краски, да и цвета не те,
Не виден свет сквозь звезды на небе - решете
Лишь в полнолуние ночью по-прежнему луна
C лицом печальной Девы все смотрит из окна.
Днем погожим, солнечным ты приди, тоска,
Нарисуй все серым небо, облака.
Пусть прольются мерзкие, нудные дожди
И ничего хорошего от прошлого не жди.
Пусть земля цветущая превратится в грязь,
A в душу заберется всякая там мразь.
Заплачут обреченные на Б-жью благодать
(Вечного блаженства им не избежать ).
И за каким туманом серых, нудных лет
На жизни моей отыграется
До тошноты банальнейший сюжет.
"И снился мне, сияющий огнями вечерний пир. "
(M. Ю. Лермонтов ).
От выпивки и яств ломятся столы
Музыка взбесилась от своей игры
Льются водопады шампанского с вином
Дух пьяного веселья витает над столом.
Все пиршество, ликуя, плывет в кромешной тьме,
A лики освещают лишь свечи на столе.
Сегодня День Рождения у матери моей
Кто были, есть и будут средь прошенных гостей.
Мне что-то непонятное бормочет дикий мавр,
A этот узкоглазый, наверно, из татар.
Вот рядом римский воин поднял победно щит
И что-то "по-латыни " воинственно вопит.
Вот царь в златой короне, одежда из парчи,
A рядом грязный нищий хлебает жадно щи.
Тот царь и этот нищий в лохмотьях и босой,
Наверное, давным - давно когда-то были мной.
Мне стул освободили и предлагают сесть,
Но место быстро заняла другая чья-то смерть.
Вот в кубок наливают забвения вино
И выпить предлагают мне с ними заодно.
Мне б выпить да забыться от суетных тревог,
Переступив навечно заветный тот порог.
Но, крики заглушая, мне в ухо шепчет мать:
"Меня, родной сыночек, не надо забывать. "
B радиоэфире.
Я долго плыл к тебе, о мой Маэстро,
B волнах коротких все силился найти
Волшебные звуки тихие оркестра,
Торжественно звучащих сквозь тишину ночи
Преодолеть пришлось мне многие преграды
И ритмов диких электронный гром
И обещаний радужных правителей продажных,
И поучений проповедников слащавый звон
Рекламу тампексов, широкой распродажи
Ковров, машин, консервов и икры
O спорте и политике вещаний важных,
Рецептов от проблем неиссякаемой нужды.
Но вот сквозь хрип и стоны радиоэфира
Я слышу, наконец, Тебя, мой Амадей,
Пусть крепнут звуки слабые твоей волшебной лиры
И оживают вновь сердца окаменевшие людей
Так пусть поют волторны, плачут скрипки
И басом вторит им Толстяк Виолончель
Пускай из звуков соберет оркестр по нитке
И сошьет "Волшебной флейты" сладостную трель.
На перекрестке.
У светофора в полдень столпился разом,
Дыша бензином и рыгая углекислым газом,
Машин нетерпеливый рой. Моторами бурча ворчливо,
Блестя на солнце краской и эмблемами кичливо
Все в ожидании замерло кругом.
Вокруг всю скудную траву и землю иссушило
Дыша полуденным огнем и жаром южное светило.
A неба синева вся выцвела от зноя,
От той жары сама земля уже казалась неземною,
A воздуха остатки печь хамсина
Расплавила и поглотила.
В моей машине песня из динамиков лилась знакомая, родная
В ней пелось о просторах северного края,
Ветрах, несущих первые снежинки ноября,
O том, как лес шумит листвой, промокшей от дождя,
Как плачет птиц последних уходящих стая.
Надменный "Мерседес" ко мне прижался грубо,
B нем молодой араб сидел улыбался глупо,
A рядом c ним красавица - жена,
(Лишь только часть лица ее была видна)
Глаза глядели в никуда бессмысленно и тупо.
Но вот она вся вдруг преобразилась,
Взгляд на меня упал, лицо надеждой осветилось
И на красивых, русских, северных глазах
Тайком блеснула чистая слеза.
Песенка помойного кота.
Подайте что - нибудь съестное из помоев вы своих
Не смотрите что я грязный и воняет от меня
Во всем этом виновата среда обитания
Если вам сказать по правде - я почти сиамский кот
За ушами лишь разлилось ярко - желтое пятно
Почему же эти люди раньше не могли купить
Дешевый пятновыводитель и породу сохранить
Мяу, мяу, мяу, мяу и породу сохранить
Если был бы хоть немного я породой побелей
Мне бы кошечек водили благороднейших кровей
За свою мужскую силу я не взял бы ни гроша
И работал бы бесплатно на любого алкаша
Мяу, мяу, мяу, мяу на любого алкаша
A какие серенады молодым по Мартам пел
Но состарился я быстро и остался не у дел
Я на поисках съестного растерял свой Б - жий дар
На помойках безвозмездно я тружусь как санитар
Мяу, мяу, мяу, мяу я тружусь как санитар
Меня лишай стригущий гложит, а вот и глист во внутрь влез
Вот и хвост, вся моя гордость, потихонечку облез,
Но к врачам меня не водят и лекарств мне не дают
Никому- то здесь не нужен я за пятую графу
Мяу, мяу, мяу, мяу за ту же пятую графу.
Что же ты, моя мамаша, беспородного нашла,
Что ж ты так погорячилась и на улицу пошла
Я ведь знаю, говорила, что есть паспорт у тебя
Что твой дед был чемпионом на всех выставках котят
Мяу, мяу, мяу, мяу на всех выставках котят
Я бы этих ловеласов всех кастрировал бы враз
Я ведь также как и люди - за чистоту кошачьих рас
Чтоб не топили где попало целым скопом и живьем
И не бросали б по помойкам где мы, так сказать живем
Мяу, мяу, мяу, мяу где мы так сказать живем.
Рождественский гусь.
На ферме Старка Джекоба в одном из штатов южных
C десяток гусей жили весело, дружно
B гусятнике чистом, большом и уютном
Не зная заботы о хлебе насущном.
Но вот, однажды, кое-кто из той гусиной стаи
Все чаще стали примечать что их гусыне Салли
Дают еду совсем не ту, совсем в других количествах,
Что клетку выделили ей с водой и электричеством
И что постель теперь у ней из свеженькой травы
И ходят на нее смотреть все больше детворы.
Вот гуси гневом праведным и завистью полны
Вопили: "Привилегии для всех нас быть должны!
Ее ж недавно привезли, а мы здесь старожилы! "
И стали клетку все вокруг щипать что было силы.
На Салли стали гоготать: " Не жди от нас прощения! "
И даже перья выпали у всех от возмущения.
Гусыня Салли им в ответ: " Ну что же в этом странного.
Я отличалась красотой, культурой с детства раннего
Давно ведь ясно - я вас всех крупнее и умнее
И перышки на мне всегда и чище, и белее. "
И вот гусыня Салли та надеждами полна
Решила - для великих целей создана она
A что с хозяина сошло для ней благоволение
Все гоготала по ночам ему благословения
Вот долгожданный час настал откормленную Салли
Хозяйка ласково берет и крепко обнимая
Ей нежные слова твердит, из клетки вынимает
A Салли радостно кричит своей гусинной стае:
" Вы видите, хозяин наш теперь мой лучший друг
Ввести желает он меня в свой семейный круг
Теперь я выйду, наконец, в элитный высший свет
Счастливее меня другой такой на свете нет. "
Вот наступило Рождество - веселье, шум кругом
И на почетном месте Салли там за праздничным столом
Вся в яблоках украшена заботливой рукой
Вино и бренди там текут обильною рекой
И елочка нарядная украшена огнями
Хозяин Джекоб наш сидит с семьею и друзьями
И песни громко все поют дружней и веселей,
Закусывая плотно любимицей своей.
Из золота червонного массивная ограда
Вся бриллиантами усыпана под сто каратов
За ней сверкая светом неземным
Клубился розовый, приятный дым
Сквозь клубы дыма доносился чей - то лай
A на вратах большая надпись " Рай "
И чернокрылый Херувим там все сновал
От посторонних взглядов место охранял.
У входа четверо сидели в ожидании
Когда для сторожа поступит указание
Чтоб их, счастливчиков, во внутрь пропустить
От всех страданий мира и забот отгородить.
Но вот затеял разговор один
B песках погибший гордый бедуин
Иссох от жажды он от зноя и нужды
Промолвил: " Та земля полна воды
Прекрасные источники неиссякают никогда
Куда б не посмотрели вы кругом вода, вода. "
Тут нищий бедуина перебил
(Беднягу голод под конец сморил )
Сказал: " Там по субботам, вторникам и средам
Дают горячие и сытные обеды
A утром Ангел вам преподнесет
C большим и толстым слоем масла бутерброд. "
Но возразил ему мечтательно аскет
( B молитвах и аскезе провел он много лет )
Сказал: " Я знаю та волшебная страна
Красивых, сильных юношей полна! "
Но неожиданно окончил разговор
Всю жизнь по тюрьмам просидевший вор
Угрюмо молвил он, потупив взор:
" Не рай то место, где есть сторож и забор. "
Толь в райских кущах, то ли в сумрачных садах над гладью вод,
Пленяя красотой ветвей и светом
Там древо жизни моей пышное растет
На берегах реки забвения Леты.
Жизнь прожита не зря - обилие плодов
Их красота и цвет здесь радует мой взор
Итог исканий, размышлений и трудов,
Расписанных в корнях судьбы моей невидимый узор.
Но что-то мерзкое мне душу омрачает
Здесь аромат плодов зловоние перебивает
Быть может, вонь желаний низких иль страстей,
Деяний подлых, иль презрения людей.
Плоды гнилые те под тяжестью страданий,
Обманутых надежд и разочарований,
Срываясь, из несутся в воды знания
И мутят чистое сознание.
Я соберу плоды гнилые те, брезгливость поборя,
И в чистых водах, наконец, узнаю я Себя.
Хрупкая пластинка .
Ты встретила меня, моя Колдунья,
У врат обители таинственной своей
Торжественной и дивной ночью полнолуния
При тусклом свете мерцающих огней.
Взяла мою ладонь и нагадала
Безвременно мучительную смерть,
A перед нею много грусти и печали,
Бессмысленную жизни круговерть.
Ты пристально смотрела не мигая
B окаменевшую пучину глаз моих
И дьявольский огонь в очах играя
Кроваво обагрил зрачки твои.
Признания в любви мне нежно нашептала,
Открыла все свои таинственные сны,
Где ты была, где жила и летала,
Какие видела нездешние миры.
Ладонь коснулась нежно лба и дико
Ворвался в мою душу ураган
Всех звуков бытия, всех шепотов и криков,
Рассеялся всех тайн моих невидимый туман.
Соеденилось будущее с прошлым
И времени река вся вышла из берегов.
Широко разлилась потоком мощным
Меня освобождая от иллюзии оков.
Вот замелькало, забурлило, закружилось,
Играя буйством красок, образов и форм
И все вокруг меня вдруг превратилось
B один весь радостный и бесконечный сон.
A на прощание, волнуясь, протянула
Из золота померкшего сердечко - талисман
C любовью и восторгом на него взглянула
И в миг рассеялся видения туман.
"A это моя самая любимая пластинка,
Тайник души моей, "святая всех святых ",
B ней гимны Ангелы поют Владыке
Попробуй, может быть, услышишь их и ты. "
Пластинка засверкала золотом играя
И все вокруг окутала густая пелена
На ней вдруг проступили, светом неземным играя,
Семь тайных, непонятных знаков письмена.
Но только та пластинка заиграла
Как тихий голос прошептал тревожно мне:
"Остановись! Не открывай той тайны покрывала
Сгорит душа твоя, хотя ты и во сне. "
И вот схватив пластинку, руки обжигая,
Увидел в отражении убожество свое
Кровь потекла ручьем с оплавленного края,
A знаки все расплылись бесформенным пятном.
Кусок дерьма.
B стороне от проселочной дороги,
Где мухи, грязь, да пыли тьма
Лежал продукт творенья плоти человеческой
Кусок иссохшего, старого дерьма.
Еще завидев издалека то место
Его случайный путник обходит стороной.
Изобразив свое величие а к дерьму презренье
Он брезгливо зажимает нос рукой.
Как же это все случилось?
Кем ты было и во что ты превратилось?
Каким изысканным душистым ароматом
Твоя дышала изумительная плоть
Все совершенство меры, форм и цвета
Вобрал в себя прекрасный плод.
Но вот явился "HOMO SAPIENS" голодный
Слюна обильно брызнула и потекла рекой
И в совершенство форм вонзились зубы острые
Плоть рассекая желтизной гнилой.
Разверзлось чрево... Началась еда...
Твои изящные, изысканные формы
Кромсали жернова безжалостных зубов
Остатки красоты и свежести в адские хоромы
Спускались медленно, лишаясь бытия оков.
И желчью жгли желудочного сока
Твои искромсанные жалкие куски.
И ядовитым газом аромат гасили
Вонючие и мерзкие кишки
Но вот, насытившися плотью нежной
Венец творения тревогою объят
Задумался: "Зачем держать в утробе бренной
Опасный и ненужный яд? "
Он вышел темной ночью на дорогу
И подленько глядя по сторонам
Зад оголил, от яда разрешился скоро,
От скверны внутренней очистивши себя.
Что ж, нам ль ругать законы данные навеки
Итог сей жизни - он не умолим
Какая разница толи чрево человека
A то ли чрево матушки - Земли.
Она несет в себе весь этот хлам, родная
И буйства жизни здесь несется кутерьма
Кричат, пыдают, веселятся, друг друга пожирая,
Потенциальные во всем куски дерьма.
ПЕСНИ
Песенка о моем друге Грише.
"Мастер Гриша придет, рядом сядет "
(Б. Окуджава. )
Вот приедет ко мне друг мой Гриша
(Я о нем уж лет десять не слышал)
И пол - литра "Столичной" с собой принесет
По стаканам как прежде по сто грамм нальет.
A за тем богатым, трехэтажным матом
Он свою проклятущую жизнь обзовет
На родном языке очень странном
Иностранном.
Пропоет он мне старые песни
Те, что мне уж теперь не известны
И расскажет об улицах наших
Где я жил и когда - то любил
(Я названия их уж давно позабыл )
И опять он шарманку свою заведет,
Что евреи хороший, но странный народ.
Но, все равно, он мне ближе, чем вся родня
Ведь он бывший такой же "совок", как и я.
Песня ярого семита.
Пусть даже я в России слыл ярым коммунистом,
Но ведь сам по жизни был активным сионистом.
Я же этих всех евреев "резал " прямо на корню,
Чтоб не строили там планов на "галушную" страну,
Чтобы знали свое место и даже видели во сне
Как реки водкою текут по Обетованной земле
Я свою любовь к евреям даже от себя скрывал
И на их процентны нормы планы перевыполнял
Но наступила Перестройка, пришли иные времена
Пришлося лозунги менять, лезть под другие знамена
Вот спасибо... этой самой... покойной бабушке моей
Оказалось по "Гулаке" я самый что ни на есть еврей
Хоть держал ее в подполье, Сару Срулевну мою
Зато на новой здесь Отчизне я нашел себе приют.
Эта новая Отчизна сущий рай для дураков
Но понаехало тут всяких наших родных чужаков.
Развелось тут всяких гоев ни вздохнуть, ни продохнуть.
Понапортили нам крови, на евр. обычаи плюют.
Мне работать бы в Сохнуте, иль хотя бы в МВД
Я б показал свою закалку "шептуна " из КГБ
Я как бывший партработник на все имею острый глаз
Любого скрытого там гоя могу я выявить зараз
Ну а жидовскую... простите... я семитские черты
Разгляжу за километр, сквозь деревья и кусты
Не надо даже предо мною свои расстегивать штаны
Любые сабры и шатилы будут разоблачены.
Хоть ходил я на субботник, все партсобрания посещал
И за работу атеистом всегда исправно получал
Хоть "червей", простите, "трефу" запивал все молоком
Для меня был дом родимый несравненный наш местко местком местком
Нет такой на свете силы что сдерет с меня кипу
Я в постель, я в туалету, даже в баню с ней хожу
Я им, как их там, "пейсатым" возвратил уж свой ответ
И кипу свою родную я храню как партбилет
Свою гойскую семейку я в России позабыл
И мужскую... это... гордость аж на треть укоротил
Чтоб все видели и знали, что я их, простите, свой
И чтоб не тешил там иллюзий мой новый враг
Презренный гой
Как долго день угасает
Уже пол года прошло
Скоро, скоро наступит зима.
Неужели это все случилось не со мною
И не было тех призрачных и странных лет
Что пронеслись как день своею чередою
С тех пор как появился я хоть ночью но на свет.
Ведь где - то есть они, в своих нарядных платьях
События те, ушедшие в срок
Хоть память держит их еще в своих объятиях
Пока не вышел я за жизнии порог.
А до тех пор пусть мать, склонясь у колыбели,
Младенцу своему тихонечко поет
Ту песню, что и ей когда-то пели
Давным-давно все ночи напролет.
Хоть в колыбели той уже не я
И мать поет другая, не моя.
Ведь где-то до сих пор на танцплощадке
Парнишка молодой танцует рок-н-ролл,
Поглядывая на любимую украдкой,
С усердием шаркает ногами о бетонный пол.
Но парень тот давно уже не я
И с ним танцует девушка чужая не моя.
А кто-то в ливень, сквозь порывы ветра
Бредет отчаянно в потемках в никуда
Пытаясь тщетно отыскать то лето,
Когда смотрел на море он как пенится вода.
Ну а я всего лишь тот чудак, что на постели
С гитарой пыльною в обнимочку сидит
И пальцами, изодранными в кровь
на ржавой канители
Аккорды лепит позабытые свои.
Популярность: 1, Last-modified: Wed, 01 Mar 2000 16:13:32 GmT