© Copyright Михаил Владимиров
 Email: [email protected]
 Date: 5 Dec 1997

 См. так же "Рассказы"
---------------------------------------------------------------



САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

1 9 9 3



Сварите мне кутьи.
Помянем
Все отошедшее в небытие,
Пошевелим замшелый камень,
Прижавший крылья душ к земле.

Прозрачный рис, воспоминанья
Произошедшего яви,
Придите бывшие созданья
Наполнить будущие дни.

Изюмом древних откровений
Я горечь правды услащу
И ложкой меда бочку дегтя
К дальнейшей жизни освящу.

В цветах, сочащихся нектаром,
В плодах, хранящих солнца яд,
Текут ушедших жизней соки
И воплотиться в нас спешат.

Я слит с прошедшим неразрывно
И в нем грядущее творю,
Когда, как волхов, непрерывно
Варю священную кутью.



Распластаться крестом на холодных камнях,
Голова на востоке - алтарь у собора.
Мы с тобою - одно. В эту комнату страх
Не посмеет войти: пусть за окнами воет.

Лечь под ноги незванной, нежданной беде,
Очертить нашу близость магическим кругом,
Позабыть о постылой мышиной возне,
Насладиться уютным домашним досугом.

Взять весь мир и от мира уйти в монастырь,
Для двоих сотворенное странное зданье,
Окунуться в цветастые волны и плыть,
Ощущая щемящую горечь познанья.



За окном из трубы идет дым,
Там, напротив, опять кто-то умер.
Меж деревьев уныло застрял
Предрассветный декабрьский сумерк.

Во дворе зашумел водосток,
И воздушных порыв вдохновений
Впопыхах горсть крупы сыпанул
На карнизы и крыши строений.



Из подворотен потянуло вечером.
Сначала потемнело во дворах,
И вспыхнули домашним желтым цветом
Рябые частоколы занавесок;

Тайком прокралась темнота вдоль улиц,
К подвальным прижимаясь амбразурам,
И вдруг волчицей бросилась на город,
Затмила свет плащом из серой шерсти.



Вчера на город выпал снег,
Сегодня - белое стало серым,
Прошибло инеем старые стены,
И вспучило брюхо замерзших рек.

Вчера деревья стояли голы,
Сегодня - серое стало зеленым,
И нежная кожица мхов покрыла
Изгибы коры и корней разбег.

Небо вчера - серебристое было,
Сегодня - хмурое стало унылым,
И отмывают пласты штукатурки
В лужах надежды грядущих лет.



На музыку Стравинского.

Плыли скрипки,
Снег кружился,
Разливаясь под окном.
В чешуе алмазной рыбки
Лунный берег отражен.

Там, за домом,
Контрабасы,
Словно старые киты,
Басом вспугивали разом
Звуки лунной пустоты.

После них
Вступили флейты,
Зашумели камыши.
Блекнет лунная дорожка
В зеркале моей души.

Лунный вечер,
Тонут скрипки,
Дворник сгреб в сугробы снег.
На лице следы улыбки:
Просыпайся, человек!



Пальцем крест рисую на стекле.
Удивиться стылой черноте,
Раствориться в первозданной немоте.
Шорох времени услышать вдалеке,
Потянуться к голубой звезде.



"Mon triste coeur bave а la poupe"
Arthur Rimbaud

Шершавые, как тонкий влажный мох,
Ворсистые, как мех собачьей шкуры,
Витые нити времени растут,
Пронизывая рваные структуры
Пространства...

И вот уже я ими оплетен,
Пучки прошили мозг и душу
И рушат каменный донжон,
В котором сердце мессу служит
Всевышнему...

Вот прорастают скиптры королей,1
Цветками раскрываясь на болоте,
И фараонов царственный урей
Вздымается в предвосхищеньи плоти
Священной...
х
История со мной произошла,
Произросла на горе человекам,
Народов царственность сгорает, как свеча,
Пронзая сердце пламенем и светом.



Назад,
В позабытый сумрак комнаты той:
Сад,
Воспоминаний старых и мыслей рой.
Зеленые шторы.
Старый будильник задребезжал.
Сквозь переплет окна - луч
На потемневший пол пал.
И посреди пылинок толкотни суетливой
Чье-то лицо вижу,
В глазах - улыбка застыла.
На потолке - зайчик.
Руки сомкнулись с хрустом.
Не уходи, мама!
х
Пусто.



Г.П.

Ежевичник сыроватый
Нас ухватит цепкой лапой,
Меж кустов скользнет гюрза.
Фирюза.

Посмотри за шелковицу:
Там должны соединиться
Гор и неба бирюза.
Фирюза.

Здесь нам негде заблудиться:
Вот иранская граница,
Дай взглянуть тебе в глаза.
Фирюза.

Как забыть сухие скалы,
Слов несказанных обвалы,
На щеке блестит слеза.
Фирюза.



I
ВИДЕНИЕ

Город, город - паутина,
Город, город - трын-трава.

За Исаакиевским собором,
Там, где плещется вода,
Семь царей проедут строем
И исчезнут в никуда.

Город - братская могила,
Город - падшая звезда.

За руинами проспектов,
В колизеумах дворцов
Развернутся представленья
Знаменитых мертвецов.

Город - вечные терзанья
От бессилия отцов.

Над колонной красно-бурой
В пелерине огневой
Скромница, расставив ноги,
Рассмеется над Невой.

Город - патина покрыла,
Город - лес перед грозой.

Из захламленных колодцев,
Из заброшенных домов
Голос зверя раздается
Отзвуком забытых снов.

В складках лягушачьей кожи
Догнивающий остов,
Город - горькая приманка
Для языческих богов.

Город, город...

II
МАРТ

В марте день еще недолог,
Загорелись фонари,
Тучи серые закрыли
Отблески сырой зари.

Не смотря на мерный шорох
Мимо едущих машин,
В ровном гуле дремлет город
Под негромкий шепот шин.

Стынут мокрые деревья,
В скверах снег уже осел,
И старик в тулупе сером
На скамеечку присел.

III

Рукой поглажу золоченый купол,
Сосок груди - нерукотворный крест.
К шершавой шее колокольни ухом
Прижмусь, чтобы услышать благовест.

Апсид твоих литую закругленность
Поцеловать.   Обнять,   объять   весь  храм,  Божественную
проявить нескромность,
К твоим ночным приблизиться мечтам.

Соединиться с церковью святою,
Пред образом лампаду затеплить,
Иконостасом стать и каменной стеною
Алтарное сияние прикрыть.

IV

Подвалили метели
Под конец февраля.
Как положено, ели
Снова шубы надели.
Вновь покрыта земля
Медицинским халатом.
Из матрацев летят
Клочья тающей ваты:
За уборкой старуха-зима.

V
Архитектура кончилась,
Осталась лишь тектура,
Тинктура из невыплаканных слез,
Гнилая, протекающая тека.
Слепые новостройки, новоделы,
Помойки на фундаментах церквей,
Вы - неродившихся идей отродье.
Мне - знакомы ваши правила,
Я чту закон быка и бога:
Jedoch das seine,
Каждому свое.
Отвесьте мне толику моего,
А ваше для своих приберегите.
Спасибо, заворачивать не надо,
Но, черт возьми, как тяжела
Моя судьба - быть волком-одиночкой,
И грызть не то гранит, не то асфальт,
И выть на лампочку в загаженной парадной,
Перегоревшую неведомо когда.
Луна сегодня не взойдет.
В замену - милицейские мигалки,
Свистки сирен и пламя катастроф.

VI

НОЯБРЬ

Серая погода,
Мокрые дома.
Ветер в переулке
Выжил из ума,
Он принес рассказы
К нам на острова
И бросает в морды
Мокрые слова.
Голые деревья,
Горькие слова.

VII

Вползли, надвинулись сиреневые тучи.
Кровавой молнией блеснул адмиралтейский шпиль.
Листы железа вздрогнули на крышах.
В испуге зашептались тополя.
Крестом ударил ангел по колонне,
И грянул дождь...
Пролилось в реку золото собора
И расплескалось в лужах, словно в образах.



В комиссионном магазине,
Феоде царства "Скороход",
Среди сапог, калош, ботинок,
Замшелые,
Я как-то отыскал
Сандалии Персея.
Поношенные - скидка 25 процентов,
За них просили - ерунду,
Но все равно, никто не покупал.
Да и кому зимой и в Перестройку, Гласность,
Демократизацию,
Девальвацию, выборы в Советы по
Национально-территориальным, Территориальным округам и  от
Общественных организаций
Нужна такая рухлядь
Я взял,
Обдул с них пыль,
Чуть-чуть почистил щеткой,
И вот затрепетали на ветру
Серебряные маленькие крылья,
Забились, перепонками сверкая.
И зазвенел заштатный магазин,
Неслышимую запевая песню.



I

ЗАКАТ НАД ЧУКОТКОЙ

Верхушки серебристо-серых скал
Амебой розовой покрыл туман;
Сползают клочья вниз и в вечность
И исчезают в бездне, словно
Души грешников в аду.
Повисло солнце над горою,
Безвыходно застрявши в облаках.
День кончился, а ночь не наступила.
Над морем сизая клубится мгла.
Какой-то глупой птицы крик
Беспомощно пронзает воздух.

II

ЗАКАТ НАД ЧЕРНЫМ МОРЕМ

Синее море пролилось снами,
Красное море стекает с неба,
Серое море застыло в камне,
Солнце в слезах утопает в море,
Вскоре мы тоже утонем в море,
В море радости и любви.

III

ЗАКАТ НАД НЕВОЙ

Чашку индийского чая
Выплеснул кто-то в небо.
Хочется есть отчаянно,
Мне бы корочку хлеба.

Падают капли медленно
На пьедестал сфинкса,
Волны устали мерно
О парапет биться.

Остров продрог Васильевский,
И от колонн рыжих
Ростры отчалить силятся
К службе в соборе ближнем.



ВСТУПЛЕНИЕ. ВЕСЕННИЙ СОН.

Трава, зеленая отрава,
Цветы, ведь ваш мне ведом яд,
Вы выманить меня спешите
Из твердокаменных палат
Туда, где точки на граните
И дуб в зеленых образах.
Чуть треснут почки - лес объят
Туманом, мороком в сетях
Едва свершившихся открытий.

I

ВЕТРЕНИЦА

Склонила под ветром голову:
- Ты - ветреный цветок!
- Зовите меня анемоною.., -
Раздался протяжный вздох.
Какие по ветру носятся
В лесу слова и мечты,
А в сердце - запахи просятся,
А с ними ворвешься ты...
Листвою прелой повеяло,
И пьяный от радости жук
Уткнулся мне в лоб одурело,
Забыв про веселых подруг.

II

МАТЬ-И-МАЧЕХА

"Будем как солнце"
Бальмонт
Желтое опахало,
Бонзы чинно сидят,
Мачехины удары,
Мамин ласковый взгляд.

Станут острыми локти,
А голова облетит.
Ломит старые кости,
Мучает радикулит.

Желтый след под глазами,
Это пыльца или пыль
Боль отцветших сказаний,
Жизни терпкая быль

Пудреница для китайца,
Прах опавших надежд,
Тщетно потные пальцы
Выбить хотят благовест.

Зеркало неумолимо,
В тихой ряби пруда
Тонут вешние силы,
Стонут в молитве года.
х
Каждая бородавка
Сомы хочет испить,
Каждая травка-пупавка
Хочет как солнце быть.

III

ПЕТРОВ КРЕСТ

"И  Я  говорю  тебе:  ты  -  Петр, и на сем камне Я создам
Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее."
От Матфея: 16, 18.
"Святу-камню-городу пусту быть."
Из предсказаний раскольников.

Тяжелое название - петров крест;
Живое изваяние растет здесь.
Распятого апостола рука легка,
Паломники приехали издалека,
Белесая под берегом вскипает муть:
Крестил царь Петр дубиною Святую Русь.
Ни именем, ни знаменьем костей не скрыть,
Неужто Камню-городу все ж пусту быть..
В соборе Петропавловском весна кротка,
Со шпиля крест причесывает облака;
Нелегкий крест на раменах твоих, мой царь,
Какая-то соловая раскрылась даль...
Над каменным надгробием, осклизлый весь,
Цветет напоминание - могильный крест.
Науки петрографии нарушим сон,
Обколупаем истину со всех сторон.
Пускай без околичностей расскажет он,
В каких горах Норвегии зачат, рожден,
Как крестный путь проделывал с ледником,
Чтоб расцвести булыжнику страстным цветком.



В северном городе
Небо прорезали два минарета.
Ведь это не православный храм -
Это мечеть!
Мечутся голуби над крышей,
И по трубе железной, рыжей
Стекает струйками вода.

Лазоревые изразцы
Без солнца в вышине над ними?
Тебя, наверное, занес сюда
Какой-то бестолковый джин!

Твой михраб, найти пытаясь Мекку,
Упирается в притихшую Неву,
И арабской вязи на граните
Петербургском смысла не пойму...
Вместо изречений из Корана
Мандельштама слышу тихий стих,
Рядом - театральная реклама,
"Стерегущий" под дождем затих.
Зданья в стиле звонкого модерна,
Как вы допустили в свой гарем
Южную красавицу? Измена
Здесь предрешена.
Посадите милиционера,
Чтобы не сбежала, у окна.

Туда, где солнце жжет,
Где не асфальт, а белоснежные пески,
Не двухвагонные трамваи,
А двугорбые верблюды
Проходят мимо,
Туда, где нету луж,
Где в воздухе не смог,
А аромат пустыни.
Постройте клетку ей, чтоб не ушла,
Огородите досчатым забором,
Смотрите, чтоб не оказался вдруг
Тот простенький соседний дом
Охальником и вором.

Два минарета и купол,
Голубые, как небо,
На небе полумесяц, один, как перст.
Портал в изразцах,
Воскликнешь в сердцах:
- Господи! Твоя власть!




Над обрывом раскинула красные руки рябина,
За забором насквозь проросла бастионы трава,
Вы могилы зарыли, казематы закрыли,
И забыли, что было, и совесть чиста.

Два орудья безмолвно застыли глухим обелиском,
Как в потерянной, книге затихли на камне слова,
И какой-то мальчишка с головою обритой
Прошептал, как заклятье, мертвецов имена.

Серый город оделся в вечернее блеклое платье,
Чтоб не чуять тоску, позажег по углам фонари.
Счас свечу восковую от кострища заката
Затеплю и поставлю, хоть не знаю - кому.



Еще не выросли цветы,
И не повыползали змеи,
Но от поверхности земли
Парною сыростью повеяло.

Как ежится последний снег
В объятьях сладострастных солнца,
Какая свадебная песнь
Над старым прудом раздается!

Меж прошлогодних тростников
Пролился рокот корифея,
И грянул лягушачий хор,
Охрипших бронхов не жалея.



Памяти Иннокентия Анненского.

Поезд, плацкартный вагон,
Запыленные стекла.
В глотке запекшийся стон.

Спит за окном синева.
Все дороги разбиты.
Свалены в кучи дрова.

Серые стынут дома.
Отвернись от виденья,
Словно неверный Фома.

Затхлая курица. Стол,
Постаревшие лица.
Совести жгучий укол.

Всходит пустой разговор
Бледно-желтой поганкой.
Слов джентльменский набор.

Пошлый до боли мотив,
Репродуктор осипший.
Жизни родимой курсив...



"Кому Переславль, а мне Гореславль;
кому Боголюбиво, а мне горе лютое;
кому Белоозеро, а мне чернее смолы;
кому Лаче озеро, а мне много плача исполнено,
зане часть моя не прорасте в нем."
Даниил Заточник.

Озера переполнена чаша,
Брызни каплю дождя -
Прольется обратно - во мхи болот,
Мутным потоком слез
Мощи часовенки завалящей
Захлестнет, разобьет, унесет.
Кто же тебя расплескал,
Серебристая чаша,
Кто растревожил, погнал
Волны могучей рукой
Счастье, наверно, здесь
Спрятано, скрыто наше,
В озере Лаче, там
Где тростниковый плес.
х
Волосы у русалок гладки,
Русые, проросли водорослью после дождя.
И на ветру трепещут
Шелком зеленым складки,
Свешиваясь с осин,
В сумрак сырой маня.



Снова услышал сегодня я голос твой,
Недосказанный стон,
Переборы слов-струн,
Причитания снов,
Расплетение рун.
Снова увидел сегодня я образ твой,
Приопущенный взор,
Разговор ресниц,
Погрузился на самое дно реки,
В злую тайну пустых глазниц.
Снова почувствовал запах сырой земли,
Неземной фимиам,
Непонятный восторг,
Снова схватился за мокрую прядь волос -
Утонувших стихов.



"Когда же вывели их вон, то один из
них сказал: спасай душу  свою;  не  оглядывайся  назад,  и
нигде  не  останавливайся  в окрестности сей; спасайся на гору,
чтобы тебе не погибнуть."
Бытие, 19, 17.

"Вздрогнешь - и горы с плеч,
И душа - горе
Дай мне о горе спеть:
О моей горе."
Марина Цветаева.

Горе! Воздену руки горе:
Стену не прошибить голове,
Стану столбом стеклянным стоять,
Встану - и не истлеть, не упасть.

Море! Соленых капель узор,
Мертвых невидящий сверлит взор.
Слезы. - Наверное, грешны все,
Градом рассыпаться по росе,

Ливнем серым пролиться по площадям,
Грянуть по лотосовым садам...
Глянуть - и не снести укор.
Долу! - Глазами пронзаешь пол.



Над обрывом навис - сруб,
Смотрит в реку седой - крест.
Над водой промелькнет - век,
Как погожий один - день.

Обрастают венцы - мхом
Под пронзительный крик - птиц; Четверик в материк - врос,
Словно ноготь ноги - в плоть.

В кровле серой сквозит - боль,
Лемех сыплется, как - пыль.
Над обрывом - небес ширь,
А до вечности - лишь шаг.

Карпогоры.



Белое кружево,
Снова стою пред тобой..
- Большой!
Поцелуемся трижды:
Ты меня в щеки -
Я в апсиды тебя.
Погуляем по лесу, привычно скорбя
О блестящей рождественской службе.
Как твои купола?
Вся ли краска цела?
Не пора ли белить барабаны?
Не вздыхай, потерпи.
Знаю, знаю, болят
Кирпичом изошедшие раны.
Покосились кресты?
Не волнуйся, ведь ты
Верно, слышал, что счас перестройка.
Не осел ли придел?
Ты, я помню, хотел,
Чтоб убрали с востока пристройку.
Дай взглянуть на глаза.
Видно, будет гроза,
Если ноют к утру закомары.
Слава Богу, тебя
Обошли стороной
Той весною лесные пожары.
Как алтарь, ничего?
Покажи-ка престол.
Уцелело ли горнее место?
Тут в углу аналой,
Так, глядишь, через год
Перед ним женихи и невесты
Будут снова в венцах со свечами стоять,
И стихиры под купол взовьются опять
Ну, прощай, не скучай,
Скоро вспыхнет закат:
Спать!
Каргополь.



Дождь.
Над городом повисли
Полинялые холсты.
Дождь
На апсидах отсырелых
Промывает изразцы.
Дождь
Посыпает серой пылью
Позлащенные кресты.
Дождь.
Задрожали, зашумели
Тополевые листы.

Ты. Каприччо красоты.
Менуэты упоенья,
Терпкий привкус просветленья,
Стыд, боязнь пустоты
И постылость возвращенья.
Ты. Оформленность мечты.
Горловой комок набатом
Бьет по правым, виноватым,
Крепко сжатые персты
В облаках грозят расплатой.
Ты - Ты, ты, ты, ты, ты, ты....



Лев повернулся,
Гривою тряхнул
И зарычал.
А хвост его расцвел
Цветком чудесным,
Деревом спасенья.
В том дереве -
Надежды мира,
Вся соль земли
И Божия любовь.



Спелая синь - сгинь!
Колокольцы стылые -
Дзынь!
Глиняный дождь
И звезда Полынь.
Разлилась река,
Зацепилась за облака.
Была и сплыла.
В ничто ушла.
Зря.
Суета сует
И всяческая суета.
Улыбается старцу лев
И целует его в уста.
А цветы в бирюзе спят.
Муравленые терема,
Глазурованный вертоград.

Ярославль.



Я мыслями своими отравился,
Устал.
И вот брожу по лесу, как маньяк,
Меня шатает, как с похмелья.
Осталась мысль одна:
Как не упасть,
Уйти,
Сбежать и от себя, и от людей,
Во мху сыром,
Среди берез найти спасенье.
От слов мутит.
Тоска, тоска!!!
    х
Очаровательна у сыроежки ножка!



Федерико Гарсиа Лорке посвящается.

Как спелое яблоко, вечер упал,
Кузнечик зеленым звонком зазвучал,
Звонцы зазвенели над сонным прудом,
В котором колеблется призрачный дом...

И дым над трубой, словно в памяти след,
Врастает бесшумно в расщелины лет.
Восстало виденье из сумрака вод:
Забытым покоем туман обдает,

Руками холодными гладит лицо,
Надвинуть на палец мечтает кольцо.
Раздвинулись ветви, и вот небосвод
На головы золото, золото льет.



Листья, с дерева слетая,
За ноги хватают.
Вслед охотница лихая
Свору подгоняет.

Окровавленные стрелы
Через лес несутся.
Стой, красотка. Актеону
Уж не увернуться.

Что там... Видел! Было дело,
Подглядел - покаюсь -
Скособоченное тело,
Желтой кожи дряблость.

Руки в пятнах умиранья,
Волосы - как вата.
Ты ли это, Артемида,
В зеркале заката

Нет спасения оленю!
Голова кружится.
Лают, тают, облетают
Пестрые страницы.


Как на чине деисуса,
Преклонили головы
Две березки в желтых ризах
Перед кленом розовым.

Сам - в осенней багрянице,
На престоле из листвы,
Царствует над лесом гордо,
Не заботясь о зиме.
х
Кленовый лист - осенняя утрата.
Кленовый лист - любящее сердце,
вырванное из груди.
Кленовый лист - обагренный кровью
врага наконечник копья.
Кленовый лист - кусок черепицы на
крышах готического города.
Кленовый лист - еще один лист,
вырванный из книги жизни.
Кленовый лист - мокрая от осенних
дождей кладбищенская скамейка.


Земли плодущей влажный гул
Возник и глухо прокатился,
В ущельях эхом отразился
И в тайных уголках уснул.

Земля восстала ото сна,
Расщелинами потянулась,
Как оленуха, встрепенулась,
И обозначилась весна.

Земли пустоты расцвели,
Расцвеченные жадным карстом;
С неподражаемым коварством
Вниз сталактиты поползли.

Земли вскипает кровоток,
От жара жилы дробно бьются,
Раскатисто ручьи смеются
И образуют дней поток.

Земля стремится к небесам,
И руки грубые деревьев
Хватают облачные перья,
Но трудно вещим сбыться снам...

(*1) Pedicularis sceptrum-carolinum L.



САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
1 9 9 2



Сквозь черный лес он шел вперед,
Сквозь заросли и русла вод.
Скрывали ветви небосвод.
О где ты, солнце, где ты?

По узким тропкам и мосткам,
По гатям, кочкам, бочажкам
Он шел навстречу небесам.
О где ты, сердце, где ты?

Он шел один навстречу дню,
Тянулись лапы зла к нему,
Колючки били по лицу.
О где ты, правда, где ты?

Лицо в крови, тоска в глазах,
Сухие листья в волосах.
За дубом притаился страх.
О где ты, небо, где ты?

Стонали сыновья земли.
Деревья заговор плели.
По сторонам цветы цвели.
О где ты, воля, где ты?

Стволы осин назло всему
Бросались под ноги ему.
А ели подчерняли тьму.
О где ты, память, где ты?

Он шел сквозь первозданный лес,
На горы и в овраги лез.
На зов открывшихся небес...
О где ты, Боже, где ты?



    Бежал. Навстречу бежала неширокая лесная дорожка.  Деревья
расступались  по  сторонам,  ударяя  по  лицу  мокрыми ветками.
Прозрачный вечерний воздух был пропитан запахами  трав,  земных
испарений  и голосами предзакатного леса. Он был легок, невесом
более обыкновенного и вместе с тем так плотен,  что,  казалось,
по нему можно ходить.
    Я  бежал,  проваливаясь куда-то под гору, вниз, прямиком в
объятия тяжело нависавшего над самым горизонтом солнца. Прыжок,
еще прыжок. Вот и не надо уже почти  отталкиваться  от  сырого,
затвердевшего  под  ударами  ног песка... Как это, оказывается,
просто! Тело теряет вес, воздух подхватывает его  и  несет  все
дальше   и  дальше.  Взмывать  в  легком  прыжке  над  лесом  и
опускаться медленно в размытую весенними  ручьями  колею.  Нет,
зачем?  Ведь  гораздо проще упереться сразу ногами о пружинящий
воздух,  оттолкнуться  от  него  посильней  и  лететь,  лететь.
лететь!  Солнечные лучи задрожали, закружились вокруг деревьев,
прощаясь с ними до утра. Я ухватился за луч и стал  возноситься
куда-то вперед и вверх, покуда не исчезло из глаз все...



Город проснулся, от сна серый,
В липких объятьях тоски-девки.
Хочется сбросить прочь тело
И засверкать душой голой.

Тянутся череды лиц бледных
Мимо домов, от дождя скользких.
Вот говорят: просыпаться вредно.
Каши перловой ботинок просит.

Стелется пар из открытых люков.
Крыши не скроют нутра зданий.
Нынче услуги хромых бесов
Дешевы после подорожаний.

В дымке река. Над водой глухо
Что-то кричит о своем чайка.
Между мостом и крестом церкви
Моросью мелкой плывет влага.



Лягушкой серою
День выпрыгнул из сна.
Парная тяжесть в воздухе разлита.
Три раза протянули под Невой.
Три раза всякая
Надежда бита.
Три раза - как под килем подлеца -
С издевкою тянули на канате,
Три раза - волком загнанным -
Хотелось взвыть,
Три раза - страусом -
Свинцовую башку зарыть
В словесном грязном камнепаде.
Три раза в поезде метро
Гасили свет, глушили звуки,
Три раза на глаза
Повязку наложить
Пытались полупризрачные руки.
х
День потянулся вдаль.
Лягушка прыгнула
И глухо заурчала.
Коронка тусклая
На голове ее смешной
Почти невидимо
Каменьями блистала.



Горячий! Жжется! Крики плоти
Несутся ворохом одежд.
Смеется, жалобно пророчит
Объятия раскрывший крест.

Опали листья. Ветер сгинул.
Покрылась инеем трава.
Парят в остекленелой сини
Завороженные слова.

Надежды нет. Застыли лица.
Запнулись дряхлые часы.
Остановиться, позабыться,
Преобразиться и... уйти?!

Со звоном сыплются мгновенья.
Иду по битому стеклу.
Прозрачен воздух. Солнце греет.
Обхватываю пустоту
И падаю...



Мгновенья составляются в столетья.
Столетья - это меньше, чем года.
И служба не свершается в соборе,
И паства разбежалась, кто куда.

Едва дымит у дьякона кадило,
Лампады теплятся, как-будто из последних сил.
У аналоя пред Исусом
Уже свечу священник загасил.

Срываются раскрашенные листья,
Трепещут крыльями и в никуда летят.
Уходят люди. Души, словно птицы,
Над мертвыми деревьями парят.



Рассыплюсь в бесконечных коридорах,
Зайду  за  шкаф  и не вернусь обратно, Изломанным на полке
встану экспонатом...

Там, подо мною, мутные витрины,
С застывшей мукой тянут морды чучелб,
Как будто по стене не серые белила,
А лучшая размазана судьба.

Привычка жить среди полуистлевших трупов...
Наверно, так  же  чувствует  себя  священник  В  старинной
церкви, полной погребений.



Зеленым луковым пером,
Мохнатым чайкиным крылом,
Церковным вывернутым шпилем,
Разломанным автомобилем,
Пушистым беличьим хвостом,
Горбатым стареньким мостом
Пишу - Зачем?
Потом, потом...
Пишу о мире и о мере,
О бремени забытых слов
И о рождающейся вере
Среди увядших лепестков.
Пишу кинжалом по забору,
Замерзшим пальцем по узору -
Заиндевевшему стеклу.
По небу - падшею звездою,
По водной глади - плавником...
- О чем ты пишешь, бестолковый?!
- Да все о том же, все о том...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .



Слово,
Серая скользкая птица.
Соловей, пустельга, воробей.
Стекла сыплются, рама крошится.
Свет!
Из пещеры на волю скорей
Вырваться...
Ночи и утра граница.
Слово,
Озябшая мокрая птица.
С треском распахнуты створки,
Струится в комнату золото.
Броситься, слиться с этим огнем,
Изойти испариться...
Слово,
Исчерканная страница.
С подоконника видишь изумленные лица:
Птица...
Мелькают крыши,
Лишь бы о небо не зацепиться.
Слово,
Взъерошенная синица.
На асфальте расчерченном
Под протекторами машин
Грязная лужица.



В рыжих просторах растрепанных прерий
Дикое слово словить.
Дикую страсть плотоядного зверя
Где-то внутри ощутить.
Долго смотреть, как среди междометий
Буйно резвятся слова.
Долго готовить приманки и сети,
Копий точить острия.
Незаметно подкрасться и - растревожив табун -
Бросить со свистом лассо,
Потянуть на себя с наслажденьем и мукой,
Ощущая всем сердцем, как трепыхается плоть.
Дернуть резко, до крови сдирая руки,
Силой в полон уволочь.
х
Я его выпестую, выкормлю, вынянчу,
- Встань же, полно в канаве лежать.
Тело усталое мягкою губкою вымою,
Замшею вылощу стянутый рифмою стан.
Гребнем густым золотые вычешу волосы,
Чтоб никакая вошь не смела кусать.
Выпою молоком и медвяным сытом,
Поцелую в подернутый влагой глаз
И - отпущу на волю, к собратьям диким.



Дракон рыгнул огонь из глотки,
Зубами лязгнув, съел пятак.
Визжали сдавленные тетки,
Как грешники на сковородке.

Бездушный шланг противогаза,
Кишки дрожали от тоски.
В мозгу запечатлелась фраза:
- Мне хвост прижала ты, зараза!

В желудок втиснутые твари.
На пищу пущенный час пик.
Я, как кассирша, отоварен
И в поте собственном отварен...

Неужто снова семафором,
Как римский гастроном пером,
Навстречу свету вскрою поры
И поведу голодным взором?

Но сам как будто озадачен,
Что не застрял в гнилых зубах -
Проезд сторицею оплачен -
Стою на солнце, чуть не плача.



Пацаниха - пацаненок.
Ворониха - вороненок.
Скособочен козырек,
Набок шапочка ползет.

Руки - в боки.
Брюки сели.
Башмачки так неумело
Зашнурованы бинтом.

Мама знает.
Мама рядом.
Птичьим вороватым взглядом
Мостовую обведет.

Дядя - добрый.
Деток любит.
Рублик даст и приголубит.
Мы с тобой не пропадем!



Ах!
Шибает аж в пах
Запах
Мочи
И нечистот прочих.
Кабинка узкая,
Клеть, келья.
Существовать так
Нет мочи. -
Клеточкой каждой взвыть,
Всему зверинцу назависть
Номерок отмочить,
Колоколом стоглавым
Стены бумажные размозжить.
Висельником поганым
Небо над перекладиною
Расчертить.
Оборваться и падать,
Лететь с высоты и выть,
И думать -
Зачем к языку
Шнурок привязан.


1. Порог.

Дверь - вздрогнула,
Грязь - хлюпнула.
Бог - низринут,
Порог - просел.
Дверь - всхлипнула.
Пыль - облаком.
Пауки.
Паутина дней.
Дверь - щелкнула.
Свет - маревом
Покрывает
Потеки лет.
Дверь - лязгнула.
Кровь - обухом.
Бьет в голову,
Как кастет.
Дверь - скрипнула,
Грань - прянула;
Дрянь - россыпью:
От винта!
Дверь - хлопнула,
Грудь - екнула.
Ощерилась
Пустота.

2. В ванной.

Краны окрысились
и задрожали глухо.
С гулкой угрозою
заурчал унитаз.
Трубы трепетно
стали молить у Бога,
чтобы смыло
водопроводчиков вниз.
Раковина
зарычала тихо,
водою плюнула,
ненавистью
обдала потолок.
Изловчилось мыло
и на пол плюхнулось лихо,
а во след ему
кафеля сиганул кусок.
Зазвенела ванна
голосом колокольным,
а бачок басом
помянул мать.
В грязном воздухе
зажужжала муха.
И тогда лампочка -
в знак протеста -
разорвалась.

3. На кухне.

"Жизни мышья беготня".
А.С.Пушкин.
"Тише, мыши, - кот на крыше".

Тише! Слышишь? Слышишь? Тише!
Мыши. Крысы. Крысы. Мыши.
Норка. Дырка. Темень. Лаз.
Рай для воровских проказ.

Зубы в дело пустим смело,
Ловкое худое тело
В щель любую пропихнем
И напакостим притом.

Шебуршенье, скрежет, шорох,
Скомканных бумажек ворох.
Возле газовой плиты
По полу ползут хвосты.

Съели! Слышишь? Яду мало!
Думать голова устала.
Скальпель дремлет на столе.
Мысли роются в земле.

Мыши возятся исправно.
Каша заварилась славно.
Завтра новый день придет...
Завтра солнышко взойдет!..



Мертвит
газ неон.
По пустому проспекту
толпы призраков мчатся,
Исподлобья, угрюмо
бельма злобные пялятся
магазинных витрин. Удушающий, стелится
за машинами дым.
Небо - в трауре,
реки закоченели к ночи.
Асфальт - потрескался,
изошел кровью.
О царе
и о дворниках
дома плачут.
Холодеющим пламенем
истекли фонари.


А.П.

Гроб.
Красные сукна.
Губы черней земли.
Лоб.
Детски уютно
Волосы вдруг легли.

Устал, устал...
Летел, бежал.
Споткнулся.
Падал долго. Долго.
На берегу морском
Нашел веревку.
Опять летел.
Зачем? Куда?
Спрессованная кутерьма
Мгновений, темных,
Как вода.

Гроб.
Красные розы.
Желтая кожа. Тлен.
Сон.
Просто и грозно
Кончен земной день.

ДВА ПАСТУХА

Один пастух - небесный.
Он ярочек пасет:
Сгоняет их в отары,
От солнца бережет.

Другой пастух на море
Барашков стережет
И лунною дорожкой
Ведет за горизонт.

Когда-нибудь сойдутся
Два старых пастуха,
И звезды разольются,
И вспыхнут облака.



Бывают вечера,
Когда терпеть не остается мочи.
Бывают ночи,
Когда так обернуться зверем хочется,
Что нету сил,
И прорастают когти.
Бывают вечера,
Когда по комнате
В бездумной злобе носишься,
И воешь, и рычишь,
И мир хулишь.
В такие вечера
Не верится, не помнится,
Что снова нет - тебя.



Вино превратилось в кровь.
Соленый вкус на губах.
А мне бы стать кораблем
И понестись вплавь
К тем берегам...

Вино превратилось в кровь.
Твой поцелуй на губах.
Растут маргаритки в садах.
А в нас прорастает - Бог.



Господи! За все спасибо.
День прошел. Благодарю.
Снова славлю неземную Снисходительность Твою.
Снова в череде обычных,
Мелкотравчатых грехов
Не заметил, не увидел
Всуе выброшенных слов.
Каюсь снова. Снова грешен.
Научи молчать и ждать,
И Твое Святое Слово
Лепетом не оскорблять...



Пойду налево - упаду.
Пойду направо - пропаду.
А прямо - кану и сомлею,
Сгнию, сопрею и истлею.

Скорей вперед - труба зовет.
Проходят годы. Все пройдет.



Веронике, любимой.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

1 9 9 3



Писать? - О чем? Зачем? Кому?
Губить бумагу, гнать волну,
Стонать от боли, трепыхаться,
Над бедным словом измываться,
Чернил цистерны изводить,
За электричество платить...
И все - в компост, и все - в навоз,
И все - к чертям, коту под хвост...




Написал и испугался.
Вдруг будет так?
Спрятал.
Показывать нельзя никому!
А если найдут?
Сжег.

x

И стало так.




Карточные домики,
Бумажные оконца.
Детские трамвайчики,
Вчерашние мечты.

Сморщенные тени
По проулкам носятся.
Жалобная песня,
Вспугнутый мотив.



Вспомнив Державина...

Сухая глинистая почва,
Усталая седая мать.
Припасть. Ослепнуть и оглохнуть.
Я - персть,
я - сын,
я - червь,
я - князь.
Упасть - и серым камнем стать.

URBS

Рыбка плывет по канализационной трубе.
Дохлая рыбка.
А кому же еще жить в канализации?

х

Жижа. Грязь. Колеса-ноги.
Люди-черви, люди-боги.
Взгляду некуда упасть.
Бафомет похитил власть.
Подминают пальцы слякоть,
Хочется навзрыд заплакать.
Катится заклятый крест.
Суета сознанье ест.

х

Живой кирпич-человек-камень,
Обглодан, выкрошен, обесправен.
Нарывы, сырость, груз грехов
Гнетут коричневый остов.
Белесый след - по лицу змейкой,
Мицелий стелется пеленою,
Слеза стекла, и ливень льет
На своды, стены и народ.

х

"Все эти тракторы, машины..." Дм.Пригов.

Автомобиль - несчастный зверь,
Нелюбый пасынок природы,
Сосет бензиновые воды
И фуком портит атмосферу.
Железный лес, свинцовый терем -
Жилища третьезданных сил...
Пощады грузовик просил
И на побывку в лес просился...
Москва.



Шел по дороге,
Думал о картошке,
О том, что заработок мал,
Любимая безумно далека,
А время беспощадно...
И вдруг - шальная бабочка в лицо,
В глаза, и в нос, и в рот,
И в уши... Крыльями...
х
Миг услады.
Ритмы ада.
Бьются темных волн громады.
В вареве довольно зла,
Духа спермы и козла.
Лгут безумные светила,
Подозрительные силы
Расплетают голоса.
Берег новый,
Всплеск лиловый.
На стене потек багровый.
Черно-желтые слова.
Разболелась голова.
Приподняло, раскачало,
Подхватило, потащило,
Повалило, отпустило
И умчалось в никуда.
х
Шел по дороге
И глазами хлопал.
Заполз за шиворот
Бродяга-муравей.
Глотал свободу
Жадными глотками.
Ни бабочек,
Ни духов, ни чертей.



Разбросаны тетешки-одежки,
Круглявые овечки-словечки.
Раскиданы идейки-индейки.
Разодраны тельняшки-рубашки.

Голый дурак, круглый дурак,
Вот вам так!

Сидят, едят, орут, визжат,
Друг-друга в губы - скалозубы -
Ужалить-чмокнуть норовят.
Зал перевернут и объят

Славным стихом, свальным грехом.
Вот он - ад!



Идем, карабкаемся, тащимся,
Зелено-серые и скрюченные.
Проделаем дератизацию,
Чтоб не сбежали эти стервы.
Всползаем медленно и тяжко
На крыши, пики и уступы,
Срываемся и с визгом сыплемся
На дно ущелий и колодцев.
На ветви верхние взбираемся,
Вопим оттуда, вскинув руки,
Носами землю роем тщательно,
Смеемся, плачем и хохочем.
И снова лезем, поднимаемся,
Взываем к неким силам тайным,
А муравьи все также трудятся,
И так же звездный свод глазеет.



Я человек вечерних откровений.
Чтоб разбудить меня приходят сны.
Проносятся, как искорки, мгновенья.
Поскрипывают старые часы.

Парят по ветру бархатистым пеплом
Слова, мечты, минуты и любовь.
Прольется дождь. Родятся и окрепнут
Творения неснившихся мне снов.



Дом. - Шум.
Стон. - Срам.
Пауки и тараканы.
Стук в дверь.
Вздох в ночь.
Бегемоты и бараны.
Блеск звезд.
Скрип дней.
Метеоры и кометы.
Ты - там,
Бог - здесь.
Грехов не счесть.
Бесполезные советы.

К стене - лицом.
Забыться сном.




Папоротник на окне
Растопырил зеленые перья.
Так и мы:
Крылья расправили
И чего-то ждем.



Вечер года. Осень. Деревья одели вечерние платья. Бал.
Танцуют с ветром, расшвыривают цветовые кружева.
Дождь - свет. Блестят бриллианты капель.
Солнце - луна. Яснеет бирюза предзакатного неба.
Упали длинные тени деревьев.
Вода пошла рябью.

Вечер. Свежо.
Sic.



Не разрезана - а прахом изошла.
Не прочитана - а продраны бока.

Кожеед, короед-враг
Расточат по углам прах.

Не просватана - а время помирать.
Не оплакана - а надо зарывать.

Серафим, херувим там
Разольют водопад гамм.

Приколочена крышка.
Обложка оторвана.

Путь прям.



Ижора,
Русалочьи волосы гладки,
Зелено-замшело текут в беспорядке,
И запах Ингрии в нос:
Навоз.
Булыжник,
Обломки небывшего замка,
Деревья и люди с нерусской ухваткой...
Поля, да поля.
И вот:
Завод...
Поймали,
Схватили, связали, избили,
Обрезали волосы, в грязь повалили.
Из фаллосов-труб - дым.
Срам - в синь.
х
Насильем
Лишенная чести и славы
В Неву опозоренной девкой
Впадаю.



Нос землей забит.
Вода бежит.
Муравей
На затылке греется,
Ножка у него болит.
Голова свербит,
Лишайник преет.
Листья желтые из берез сыплются,
Волосы по корням стелются,
Прорастают к подножию пирамид.
Что-то солнце сегодня совсем не греет,
Мутный взгляд на руины дворцов глядит.



Падала медленно
Колонна.
Подрагивала колоннада.
- Надо, милый, надо:
Вспомни...

Сонным вечером село солнце,
Звезды еле прорвали небо.
Синий сумрак, как синий ватник.
Выросла колокольня слева.

Рельсы вытянулись на запад.
С треском лопалась головешка.
Сумасшедшая пляска линий.
Нити фар перекресток крестят.

Тихо вылизывала волна
Атланта,
Покачивала кариатиду.
- Не было этого покуда!
- Будет.



...Там носятся в надзвездной вышине
Морские ангелы с глазами крокодилов,
Вышагивает муха по луне
Торжественнейшей поступью фламина.

Пещерной сыростью повеяло с небес.
Рой крылышек поземкою струится.
Вечерней улицы зияющий надрез
На теле города взбухает и гноится.



Вот и сдуло ненастье.
На озере льда - всласть.
Счас бы плюхнуться, на четвереньки упасть...
Обломился со звоном пласт.
Что за сахарный хруст - страсть!
Переливчатая благодать.
Только листья ольхи не в масть.
Зачерпнуть бы воды - р-раз -
Золотая чешуйка: карась.
Что там Луций Лициний Красс1 -
Чепуха, ерунда, грязь
В свете этих огромных глаз.
Глаз-алмаз:
Все грехи мои напоказ.
Плавничков киноварный раскрас
Разрывает пласты пространств...
......................................
Что ты, что ты, не надо врать!
Нету сил - начинать опять!
От кого тебе эта власть:
Подноготную всю знать?
- Прочь поди, водяная блядь!
Нет, не буду загадывать!



Я теперь богатый:
У меня есть рупь;
Загребай лопатой
Жизненную глубь.

Две полтины звонких -
Просто красота.
Будем стричь купоны,
Акции скупать.

Гривеннички: десять
Звездочек блестят.
Накуплю продуктов,
Осчастливлю мать...

Пять десятков двушек,
Двадцать пятачков.
Звон веселый слушай
Желтеньких кружков.

Сто копеек медных:
Целый капитал.
Будем жить безбедно,
Денежки считать.

Тысяча пылинок,
Сокровенный клад.
Я теперь счастливый.
Я теперь богат.



Изменю с рекой,
Изменю с дождем.
Проливной Содом,
Серный дождичек.

Протеку ручьем,
Протеку слезой,
Сквозь сквозной налой
Каплей восковой.

Расплещусь волной,
Распоюсь о Нем,
О конце времен -
Глас полуденный.

Просквожу с рекой...



Монета...
Истерта монета,
Руками согрета
И древними знаками
В память одета.
О выступы времени
Бьется планета.
Как солнышко,
Старая эта монета.
Раскрылись орлиные крылья.
Рассвета.
Нам ждать - не дождаться.
Какая же теплая
Эта монета.
Дыханием
Медная шкура согрета,
И медное сердце
Разъедено светом,
И медное солнце
Поэтом воспето.
Хвостом хлобыстнул
Приснопамятным летом
Тот лев со щитом
На лице у монеты.
По льдистым пространствам
Несется планета.
Монета.
Монета.
Монета.
Монета.



Против Елены Шварц.

Черное - в белое, гордое - в кроткое.
Рог в кружевной превратится цветок.
Черная шерстка, огнем опаленная,
Прахом в предвечную землю сойдет.

Черная кожица в пламень оденется,
В миг разорвется проклятый круг.
Личиком станет чумазая рожица,
С ножек оковы копыт упадут.

Бедные,   серые   к   светлому   ластятся.  Апокатастасис!
Апокатастасис!



Весна-Красна.
А она - синяя.
Неба нет.
И в небе прорыв в небеса.
Коса остра,
И песок сыплется,
На штукатурке пятно сырости.
Пальцами в небо деревья спят.
Купола летят.
Облака падают.
Посередке где-то позабыли ангела.
Потеряли голову -
Вырос крест.
На реке - кряквы.
В алтаре - свет.



Священники впрягались в плащаницу.
Молиться и на облако дивиться.
Подстреленный на тротуаре бился.
Израненный асфальт раскровянился.

Как в омут - в коммунальный коридор -
Перекреститься и нырнуть, не глядя.
Попытку сораспятия изгладить
И взглядом перепахивать простор.

Впиваясь в маслянистый глинозем,
Деревья торопились разговеться.
Машины порешили пролететься
И солнце зацепили колесом.



Май. Столбы ладанного дыма поднимаются между колонн.
Складки шершавой сосновой кожи излучают тепло.
Загораются зеленые огоньки лампад.
Муравьи молятся, муравьи не спят.
Поют гимн пресвятой Троице.
Пролетел селезень над крестом-деревом.
На святом озере над водой поднимается несказанный дух.
Лягушонок проснулся и весь превратился в слух.
Замахала елка ему волосатой лапой.
Зазвенели ангелы в воздухе перед закатом.
Золотая кадильница наземь отбросила луч.



Разделся. Вот он я! Готов!
Прими меня, моя наяда
В объятия без берегов
Под древом жизни и прохлады.

Шуми, сосна, осина, дуб,
Шуршите, волосы и листья.
Прикосновенье влажных губ
В волны касаньях отразится.

Камней когтями щекочась,
За ноги только не хватайся,
Не то я грохнусь прямо в грязь,
И ты же будешь волноваться.

Шепчи, журчи. Не надо слов!
Не надо плакать и бояться.
Прими меня. Я тут! Готов
В тебе растаять и распасться.



Злотики цветут.
Мошень пролетел.
Вызолочен лик
Трепетом полей.

Выплеснут с водой
Златокудрый Спас,
Звездочкой блеснул,
Вспыхнул и погас.

Ласково пригнул
Шею-стебелек.
Муравленый луг,
Муравейный Бог.



Отдаться листьям и цветам,
Пусть головы венчают нам.
Пусть правят брак и Богу Света
Пусть расточают фимиам.

Отдаться веткам и шипам,
В лицо и в грудь пусть хлещут нам.
Пусть нас от морока очистят,
Пусть выбьют дурь ко всем чертям.

Отдаться звонким комарам,
Пусть тянут кровь, не жалко нам.
Пусть части нас на корм сгодятся
Лосиным мухам и слепням.

Отдаться тиграм, барсам, львам,
Пусть кости обглодают нам.
Вгрызутся пусть в нутро и мясо
Не отдадут похоронам.

Отдаться Огненным Богам...



Провалиться в древний Рим
К цезарям и матерям,
Превратить застывший мир
В неоформленный бедлам.

Миром сердце умастить,
В облацех опочивать
И когда-нибудь тебя
В синей звездочке узнать.



Любить... Люби! Люблю? Люблю...
Губами губы обойму,
Ногами ноги оплету,
Рука к руке, сосок к соску.
Войду в тебя и прорасту.
Корнями сердце, печень, почки
Обследую и обхвачу.
В любую трещину и щелку
Проникну, влезу, просочусь,
Корой о кожицу потрусь...
По ветру волосы распустим
И бросимся в ночную жуть.



Идти по городу.
Раскинуть руки,
Взлететь...
Нутро стеклом Невы прожечь.
Облапить клейкий ствол
И с листьями затрепетать на ветке.
Присесть на шпиле огненном.
Навстречу ветру кануть.
Как в омут, в яму,- головой.
Раскинуться мостом меж берегами,
Столбы и рельсы в плоть принять.
Столетья спать
И странные картины видеть.
Забыть про жизнь и вспомнить то, что до...
Над крышами и трубами провеять.



Послушай шум ночного леса,
Бреханье дальнее собак,
Сорви на миг с души завесу,
Пока вокруг кромешный мрак.

Подслушай шепоты деревьев,
Секреты древние листвы,
Нырни в лесное откровенье
И, успокоенный, усни.

Прижмись к стволу сосны щекою,
Мгновенья тишины отмерь
И, кроной дуба осененный,
Корону времени примерь.



Глаз рубиновой лампады
Режет сумрачный эбен.
Древних мучеников взгляды
С треском раздирают тень.

Свечи чахнут, млеют, тают,
Гаснут искры в облаках,
Вспархивают мотыльками,
Развевая ладан в прах.

Мерный маятник кадила
Вторит трепету души;
Крестная святая сила,
Помоги и поддержи!

Вспыхнет в сердце отраженье
Светопламенной волны,
А навстречу - Матерь Божья
Вырастает из стены.
1Или Луций Папирий Красс.




Санкт-петербург, 1997



Молчи, поэт! Гиены-звуки
Твою действительность сожрут,
Слова-шакалы, гнусно воя,
Тебя, хмельного, обгрызут.

Взовьются буквы-кровососы
И будут плоть твою терзать,
И будет аз, и будет буки
Со свистом ткани разрывать.

Строка-змея напоит ядом,
И точки выклюют глаза,
А рифмы-гарпии об камень
Со смехом череп размозжат.



"Да возрадуются древа дубравные,
освятившуся естеству их от Него
же изначала насадишеся".
Канон Воздвижения

Обопрусь о крест,
Время разорву.
Льется благовест
В черную дыру.

Красные цветы,
Теплая стена.
Пыльные сады,
Солнце да Луна.

Высохли следы
Крови на руках,
Изошли шипы
В первозданный прах.

Снулая трава,
Трели в вышине.
Блеклая листва
Сникнувших дерев.

Доски проросли
В землю и в бетон,
Руки расцвели
Сказочным цветком.

Мертвая земля,
Камни да песок.
Грозный судия,
Сократи мой срок.



Глазели пары на оранжевый закат.
В воде блестели тонущие шпили.
Облекся сад в туман.
Запахло маттиолой.
Провеял ветер, и родился сатаненок.

Пестрели темно-фиолетовым цветы,
Шептало что-то бархатное небо.
Звезда во лбу.
Кудряшки по щекам.
Очаровательный ребенок!

Переговаривались ивы с тростником,
Лениво листьями шурша, как словесами.
Земля молчит.
Одежды белы.
Играет милый постреленок.

И только огоньки в глазах.
И только ноздри чуют кровь.
И только хищно скрюченные пальцы.



Завечерело.
Солнце стало клониться к западу.
Осмелели, воспрянули комары.
Тишина и прохлада,
Приглушенный кронами свет,
Запах перестоялой травы.
Осторожно трогаю
Тугие соски соцветий.
Цвета любви.
Муравейника
Предзакатные хлопоты.
Ствол березы облапил зеленый мох.
Запричитала кукушка,
В ладоши сосна захлопала,
А под мохнатой елкой
Родился маленький Бог.



Господь мой Бог.
Недостоин.
Река струится.
Копать плоть снов.
Перебирать шерсть слов.
Видеть,
Как все
В тартарары сыплется.
Агиос, Агиос, Саваоф.
Ангел, как воробей,
Из рукава выпорхнул.
Возле притвора чешется
Черный пес.
За окном дождь.
По земле темнота стелется.
За трубой спрятался хилый черт.
Русская печь топится.
Ночь.
Сонмы святых на стенах.
Бьет колокол.
Топот сапог священника.
Дверь хлопает.
Времени больше нет.
Возношусь.
Падаю.
Ангел.
Труба.
Свет.



Землю исковеркали,
Ей нехорошо;
Въедливым протектором
Шкрябают лицо.

Мы -- из праха бренного,
Липкий глинозем.
Чувствую коленями
Перестук времен.

Рваная царапина,
Колокольный гул
Сердца виноградину
На землю швырнул.

Вспыхнуло желание
Кожу распороть,
Ежится под пальцами
Сморщенная плоть.

Милые, хорошие,
Как я вас люблю.
Небо дышит осенью,
Водорослью -- пруд.



Проснуться.
Кануть вниз, в метро,
В туман, в забвенье, в никуда.
Затилиликал телефон.
Из крана брызнула вода.
Часы пробили двадцать раз.
Будильник глухо зарычал.
Проносятся обрывки фраз.
Забудь про них, приди сюда,
Пойми, ведь день и ночь -- одно.
И сон, и явь смешались в нас.
Туман рассеялся давно,
А с ним и мы. Так в добрый час!

Прижмись ко мне.
Забудь себя.
Нас больше нет.
Мы -- навсегда.



Деревня -- недоросший город,
А город -- переросший лес.
На дереве Христа распяли,
Среди камней Христос воскрес.

Город -- горы,
Город -- лес.
В землю врос,
На небо вылез.
Трубы -- красные деревья.
Крест, как клест,
На елке вырос.

Голуби небо любят.
Стены, скалы, дома --
Какая разница?
Серый камень на солнце жарится,
Трескается,
Превращается в серый песок серый гранит.
Асфальт после грозы парит.
Алмаз в воде не горит,
А на солнце -- тает.



Дом -- дым,
Прах зим,
Прах лет,
Туман,
Рассвет.

Грибы.
Плаун.
Мох.
Мех.
Плывун.
Падун.
Река.
Волна
Песка
Смела
Дома.
Земля
Цвела.



Блоку.

Горб, болячка. Струпья, стоны.
Ветер, тихие цветы.
Руки парочек влюбленных,
Сжатые до немоты.

Мост. Река. Набухли жилы.
Вечер, вздохи фонарей.
Были -- сплыли, были -- жили.
Светляки. Луна. Хорей.



Жить.
...Синий тролле...
Сонный удар сердца.
Поступь видений,
Каменный парапет.
Бестолочь,
Вырванная страница.
Смерть курицы.
Поминовение.
Унижение площадей.
Асфальт.
Гул.
Купол.
Стервенение линий.
Уничтожение,
Разговор от второго лица.
Идти,
Каяться.
Брызнувшая хлопушка.
Сон.
Сонм.
Сомнамбула.
Бешеная колесница.
Троица.
Все-таки -- красота.



Поезда, ночные звери.
Страх и ужас, Кьеркегор.
Фонари заледенели,
Фары рыщут за окном.

Позабытый полустанок,
Злая стрелок щелкотня.
Хруст щебенки, тяжесть шпалы,
Небосвода слепота.

Пение приговоренных,
Крови жаркие толчки.
Рельсы -- парочка влюбленных --
В бесконечность отошли.

Металлические нити
Зачарованно звенят.
Рвутся поручни. Вагоны
Тарахтят и дребезжат.

Стыки, тамбуры, сортиры,
Перестуки, матюги.
Дрожь железа, всхлипы, взрывы,
Размозженье головы.

(

Мчатся мимо, мимо, мимо
Разноцветные огни.
На платформе ошалелой
Мы одни, одни, одни.



Вспомнив Есенина

Черным варом проплакала шпала
Слюдяной перламутровый глаз.
Мать-и-мачеха смотрит устало,
Как буксует застрявший Камаз.

Семафор подмигнет отстраненно,
Провод, будто пчела, зазвенит,
И по насыпи, палом прожженной,
Товарняк вникуда пролетит.



Иголочки колоколов
Пронзили плоть и взмыли в небо.
Лететь на крыльях снов и слов
В страну, в которой был и не был.

Лицом в колючий мокрый снег --
Причастие лесного духа.
Вороний рокот вдалеке
Разносится и стынет глухо.

Домчалась радостная весть
Из скрытых закоулков мира,
И в небо ангелы взвились
С мечом, короной и порфирой.



Капля крови вытекла на асфальт.
Воробьев и ласточек всполошил закат.
Дикие и мокрые буруны,
Набережных оторопь, статуй сны.

Бронзовая значимость, теплый конь,
Колкий, как столетия, перезвон.
Розовое облако, синий дым.
Умереть, как водится, молодым.



"Только синь сосет глаза"
Есенин

Печь блины и печь просфоры.
Дома -- горе не беда.
Крест и русские просторы,
Поле, села, города.

Скособоченные церкви,
Непролазные леса,
Тесно сбившиеся ветви,
Хлестко бьющие в глаза.

Камни, бронзовые лица,
Двухголовые орлы.
Ручеек, река, криница,
Дом -- и горсточка золы.

Люди, лики, разговоры,
Неизбывные мечты,
Руки парочек влюбленных,
Сжатые до немоты.

Крест и солнце, храм и древо,
Небо, бьющее в глаза.
Дом и небо, дух и чрево,
Камни, сосны, образа.



Белый ангел

Белый ангел на плече,
Словно кошка, примостился.

Жалоба глупца

Стасовал колоду генов,
Бросил, выплюнул, забыл,
В скорлупу забот забился.
Испарился...

Данность

-- Бери.
-- Зачем.
-- Тебе дают.
-- Что там?
-- Стихи
И пыль минут.

Взаимоотношения

Если я с ним,
Значит он со мной.
Если он со мной,
Значит, он во мне.
Если он во мне,
Значит, я в нем.
Если я в нем,
Значит, я -- кто?



Лес
Вздыбленный мох
Тролли
Шум
Стук
Сад камней
Духи деревьев
Подслушанные
Разговоры
...Воры...
Гребнем --
Сосны бородищу
Рукой --
Лапы
Елей
Колокольчиков
Перезвон
Вот он --
Волшебный
Кубок
Плывет
Облако
Вот он --
Паук-
Крестоносец
Вот он --
Священник-
Жук
Прижавшись
К скале
Спиной
Слушать
Древнее
Слово



Поэт, пиита -- вот так номер!
Кому он нужен, этот увалень?
Какому богу он кадит?
Откуда деньги приворовывает?

Зачем он жив по сю пору,
А не скопытился, как все вы там?
Садись-ка братец на иглу,
Топись, стреляйся или вешайся.

Не хочешь -- можем и помочь,
Сейчас все это просто делается...
...Осенний ветер взрезал ночь,
Нева куражится и пенится.




Надоело, опостылело, обрыдло.
Осень, шорохи, агония листвы.
Лужи, беспредельность тротуара.
Мягкие прикосновения людей.
Муравей щекочется антенной,
Челюстями, усиками, ножкой.
Фары выцарапывают мозг.
Запахи гнилых автомобилей,
Скомканная выщербленность дней...




Наблюдать, как стекает по мебели
ортофосфорный сок.
Дарить любимым
половые органы растений.
Попирать
прикрытый корою асфальта труп.
Остро учуять кровь
среди городских испарений.



Машина -- зверь.
А человек?
Лесные заросли разъяв,
Навстречу солнцу лезет гриб,
Резвятся в небе облака.

Креветка, сумрачный божок
Неизъясняемых глубин.
Несется темный властелин,
И разбегаются планеты.



Позабытый среди лесов монастырь,
Танец монахов перед причастьем
Журавлиный, тонкий.
-- Простите, братья, я люблю вас.
Строгий хор
Души подхватывает, приподнимает,
И те сквозь аромат бревен
В небо просачиваются.
Вслед за душой и бренное тело рвется,
На цыпочки приподнимается.
Кажется, пара секунд еще,
И улетит насовсем.
Страшная трапеза,
Восковой,
Послеобеденный сон.
Кивают угодники, преподобные улыбаются.
За окном -- солнце ласкает бор.
Серебрится озеро.
Ржет лошадь.
Благоухает сено.



Горбы старух.
Кровь в висках
Бьется бешено.
Стонет в голос:
Виновен!
Асфальт сгнил.
Душ рафинированная проказа.
Город болен,
Кровью кирпичной
Истек дом.
Бегают в панике
(Хотел сказать -- люди).
Брошенный пес
Ищет блох.
Голуби облепили
Стволы орудий.
В глазах -- боль.
Раненая стена
Сочится сукровицей.
Шелестит дерево.
Сломаны кости улиц.
Руки старух
Тянутся.



Умереть
Завтра, сегодня, сейчас
Будь готов!
Кто знает,
За каким поворотом
Белозубая скалится.
Каждый прожитый день
Пусть будет последним днем.
А если нет --
Ну что ж,
Жизни
Провозгласим здравицу.
Жизнь -- сон.
Завтра проснемся мы.
Как, наверное,
Час пробуждения сладок.
Встретит у врат -- Он,
Вспомним тотчас все.
Тысячелетья
Меньше минут покажутся.
Спишь? -- Спи пока.
Люби
Мир сна.
Лучший из всех возможных миров,
Наверное.
Фата-моргана, мираж, туман,
Зримый и призрачный одновременно.
Спишь? -- Спи, живи,
Мечтай, твори,
Летай над прозеленями весенними
Вкушай сей мир,
Приветствуй пир,
И все-таки помни
Про пробуждение.



Вонзаю зубы в плоть плода
И чувствую, как сонмы сил,
Эфир и воздух теребя,
Взмывают на кресты могил.

Вода, холодное стекло,
Ни отражений, ни обид.
Забудь про то, оно ушло,
И былью поросли следы.

Сидел под деревом и пел,
Земля прохладна и нежна,
А мякоть, бледная, как мел,
Дрожала, жаждая ножа.

Земля прекрасна и страшна,
Змеиной мудрости оплот;
Как выжатый лимон, душа,
И все-таки она поет.

Уснули, умерли, ушли,
Истлели, стали частью нас,
И рвутся пленочки души,
Как старый, лопнувший матрац.

Забудь и вспомни, кем ты был,
Проникни в стать и суть вещей,
Наполнись всем, и терпкий дым
Провеет именем твоим.



Ехать!
Денег мало стало.
Поезд. Метрополитен.
Ноги. Руки. Люди. Стены.
В тело вдавленная дверь.
Звери. Топот. Разговоры.
Звуки пьяной похвальбы.
Поезд. Грязные вагоны.
Гогот. Каменные лбы.
Рожи. Запах перегара,
Грязи, лука и мочи.
Бляди, нищие, цыгане,
Крики поезда в ночи...



Крик чайки реет над водой,
Душа в печали отлетает.
На камни волны набегают,
Горчит во рту морская соль.

Прощально крыльями маша,
Над серым берегом залива,
Над лесом, смотрящим уныло,
Летит несчастная душа.



"Я пойду в тот единственный дом"
Галич

Осеню себя крестом
И войду в просторный дом,
Тихо в нем.

На колени упаду,
И под куполом найду
Ту звезду.

Препоясавшись мечом,
Проскользну в дверной проем,
Вспыхну в нем.

Камню, дереву в лесу
Меч и пламя принесу,
Их спасу.



"Господи, отелись"
Есенин

Зияла пустота,
Царили звуки.
Хрипело, хрюкало
И чавкало Ничто.
И вдруг -- как ниоткуда --
Море света,
Созвездья, метеоры и планеты.
... Господь омирился ...



Шершавость камня, шебуршенье строк,
Полет над бездной и душа гранита.
Друг к другу жмутся вспугнутые плиты,
И сыплется настойчивый песок.

Бетонный шов потрогаю рукой.
Глаза, перо, кристаллики помета,
Вневременная чаячья работа --
Чертить круги над вспененной рекой.

Следы слюды, основа из кварцита
И шпат, и бред, и сила, и покой.
И благодать над волнами разлита.

Столетних кленов поредевший строй,
Склонившиеся над водой ракиты,
Раствор стихов и вечности настой.



Убили дерево в лесу,
Раздели, посрывали листья,
Содрали кожу, труп обчистили
И по частям сожгли потом.



Кресло

Зарычало, обняло
И заволхвовало.
Руки длинные,
Как у гориллы.
Животом ткнулось,
На коленях подбросило,
Заурчало, охнуло,
Дернулось и застыло.

Стол

Стол -- пустыня, книги -- камни
Тянут в темень глубины;
Карандаш -- змея, а ручки,
Как колючки, за штаны
Цапают. Бумажки -- крылья
Перелетной саранчи.
И, как колокол, вздыхают
В связке старые ключи.

Настольная лампа

Кружок зеленого блаженства
Пролит в глубокий потолок.

Цветы и звезды пламенем горят,
Семь маргариток в пламени сияют.

Шкаф

Дуб. -- Пыль.
Быль. -- Страх.
Смех. -- Боль.
Разверзлись створки, как объятья ада.

Стул

Сел.
Стул
Взбрыкнул,
Хвостом
Встряхнул,
Воспрял,
Вздохнул

Уснул.

Окно

Глаз. Вода.
Взгляд в никуда.
Беда.



При смерти принцепса Тиберия
Присутствовать досталось мне.
С личиною высокомерия
На тленьем тронутом челе
Он угасал.

Падение седого ангела
Пришлось свидетельствовать мне.
С вершины кедра трехсотлетнего
Он прянул, канул и запел
О прелести Вселенной.

Как булыган с обрыва катится,
Привиделось однажды мне.
Он прыгал, грохотал, подскакивал
И тучи увлекал камней
С собою в пропасть.

Я смотрел...



Лес просыпается по вечерам,
Птичий гам увеличивается,
Запахи становятся резче, звуки -- зычней.
Вот прожужжал в воздухе какой-то сигнал.
Может быть, это шмель,
А может -- последняя электричка.

Ольховый лист -- вселенная для меня;
Вот идут слоники длинной процессией,
Муравей погнал на водопой тлей,
Паучиха на сучьях белье развесила.

Каждому сухому листку -- поклон,
Каждому лесному цветку -- поклонение,
Отражению Господа в капельке дождевой
Ежевечернее каждой травинки моление.



Стремление к расправленной походке,
Пологая распрямленность плечей.
Швыряют тополя из-за решетки
Чешуйки почек пальцами ветвей.

Полеты переулков и проспектов,
Прозрачная приподнятость души,
Слияние разорванных фрагментов,
Затерянных в таинственной глуши.

Несокрушимость водяной стихии
Прочерчена осколком бытия.
В ледышку неба огненные шпили
Горящие вонзают острия.



Стены, вагоны.
Волюты, колонны.
Колеса. Леса.
Костыль.
Провода. Переходы.
Ноги.
Стены, мосты.

Пусто, пустынно.
Холодно, дико,
Мертво, мертвенно.
Одиноко.
Скучно, противно.
Гадостно.
Пусто.



"А он, мятежный, просит бури"
Лермонтов

Волны. Ветер. Чайки реют.
Хорошо качаться мне
В материнском теплом чреве,
В лодке и на корабле.

Брызги крови, вздохи сердца.
На зеленой глубине
Нити водорослей тесно
Оплели все тело мне.

Тонкостенная скорлупка,
Тело, лодочка моя,
Только вздрагивает гулко
На просторах бытия.

А душа ядро орешка,
Высока, стройна, легка,
Словно парус безмятежный
Задевает облака.




Взлететь над миром серой птицей
И реять, крылья распустив.
Застыть на призрачной границе,
Преобразившись хоть на миг.

Помедлить терцию-другую,
Побольше воздуха глотнуть
И кануть, крылья приневолив,
Назад, в сиреневую жуть.


Популярность: 1, Last-modified: Mon, 15 Dec 1997 20:13:42 GmT